Гюнтер Грасс - Собачьи годы

Поскольку, однако, не сведущий в горном деле экскурсант Вальтер Матерн задает вопрос, почему это на рудничном дворе так пахнет и чем, и откуда, и из чего вообще такой запах происходит, директор рудника и штейгер участка вынуждены признать, что да, запах есть, остался в основном еще со времен соледобычи:

— Тут испарения насыщенных каменно-соляных щелочей, выделяемых влажной породой, и землистый запах пестрого песчаника, смешиваются с застоявшимися пороховыми дымами, в которых содержится азот, потому что прежде при проведении порохострельных работ применялся динамитный студень. Кроме того, рудничную атмосферу во всех штреках и камерах усугубляют сернистые соединения, выделяемые органическими окаменелостями водорослей и мелкой морской фауны, плюс озон от электродвигателей шахтных локомотивов. Есть в запахе и другие примеси: летучая и осевшая соляная пыль, карбидные дымы от рудничных ламп, следы двуокиси углерода, старой смазкой попахивает, а еще — когда рудничная вентиляция оставляет желать лучшего — можно догадаться, какое пиво тут пили во времена соледобычи да и сейчас, в эпоху выпуска готовой продукции, все еще пьют: херренхойзерский пильзнер, бутылочное, с нижнесаксонским конем на этикетке.

После чего профан в горном деле Матерн, просвещенный теперь насчет запаха, господствующего как в хорошо проветриваемых штреках, так и в неважно проветриваемых камерах, замечает, что тут не только сильно пахнет, но еще и каким-то удушливым теплом из главного яруса на рудничный двор веет, хотя наверху полным-полно свежего майского воздуха.

Но они тем временем уже двинулись, не забыв прихватить и пса Плутона, сперва по горизонту посредством электродрезины, потом отвесно вверх по канатной дороге на шестьсот тридцатый ярус — то бишь поднялись на глубину шестьсот тридцать метров, и тут, оказавшись на месте, попадают уже в настоящую августовскую духоту, верхний слой которой образуют соляные щелочи, средний — сернистые соединения, а уж где-то совсем внизу стелются древние пороховые дымы вперемешку с новомодным электрическим озоном. Пот высыхает на коже, не успев даже проступить. И тогда Матерн изрекает:

— Да тут просто ад!

Но штейгер участка Вернике тут же его поправляет:

— Здесь у нас только переработка поступивших сверху материалов. Иначе говоря, мы, в соответствии с программой осмотра, сейчас находимся в первой камере, где доставленное сверху сырье подвергается первоначальной обработке, или, как мы говорим, испоганиванию.

И они, пес впереди, узкой камерной горловиной входят в первую камеру. Перед ними открывается зал, подобный церковному нефу. Пласты соли, — вверху висячие, по бокам вертикальные, под ногами залегающие, — размеченные аккуратно просверленными отверстиями взрывных шпуров, устремлены к торцевой стене, которая возвышается перед ними в столь строгой, сакральной отрешенности, что кажется, будто прячет за собой ковчег завета. Но только поместительные ванны, с каждой стороны числом по шестнадцать, пролегли двумя рядами, словно садовые грядки, от горловины камеры до потолочного уступа, оставив между собой дорожку прохода, по которой расхаживает сейчас Хинрих Шреттер, бывший взрывник, орудуя в ваннах длинным железным штоком с черпаком на конце.

И вот он-то, обслуживающий все щелочные ванны в первой камере, поучает несведущего в горном деле Матерна:

— Мы тут перерабатываем главным образом хлопок, целлюлозную ткань, поплин, саржу, ситец, фланель, эта быстро проходит, потом трикотаж, тафту, тюль, но и шелк, натуральный и искусственный, недавно большую партию бельевой фланели с начесом пропустили и двенадцать штук муара, иногда, но это от случая к случаю, мелкими или средними порциями, кашемир бывает, батист или там шифон, но эти на метры идут. Сегодня вот с начала вечерней смены восемь штук ирландского льна, метр двадцать по ширине, не выщелаченного еще, в первой стадии испоганивания лежат, потом партия шкур, в основном жеребчики, каракулевый лоскут, козий мех, а в трех последних ваннах, там слева, несколько отрезов парчи, потом комплект брюссельского кружева, небольшие количества пикейной ткани, крепдешин и замша испоганиваются. Остальные большие ванны испоганивают подкладочные материалы, тик, мешки, английскую парусину и вообще любую оснастку. Работаем мы, как правило, с холодными щелочными растворами, которые получаем из обычных породных щелочей с добавлением хлорида магния. И только когда нужно сильное испоганивание совсем нового сырья — тогда работаем с горячей сильвиновой щелочью с добавлением бромида магния. Вообще-то все щелочные ванны, особенно с примесью брома, требуют мощной рудничной вентиляции. Но к сожалению — вот и господин Вернике, штейгер нашего участка, не даст соврать — шестьсот тридцатый ярус еще и в прежние времена, когда здесь в камерах взрывники работали, не проветривался как надо.