Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

— Надеюсь!

Затем Малина снова брала коробку, а дама выходила на террасу, чтобы ничего не видеть и не слышать. Это было правилом игры.

Затем Малина поднималась на второй этаж.

Каждый раз, взбираясь по лестнице, она вспоминала о том, как первое время пугалась, пересекая все эти мрачные комнаты, заполненные бесполезной мебелью, все эти коридоры, все эти прихожие, оставленные в забвении и пыли. Она вскрикивала, наталкиваясь на призрачные кресла в большой гостиной на первом этаже, она пятилась, когда слышала, как хлопает незакрытое окно. Как-то раз, перед пустой ивовой клеткой, ей даже послышалось, как несуществующий попугай произнес ее имя.

Ее кеды поднимали целые облака пыли...

За это время на затоптанной и перетоптанной пыли успели отпечататься ее следы. Малина постепенно привыкла к этому большому дому, который поскрипывал от малейшего дуновения ветра.

Она уже не боялась. Даже тигр, распластанный на полу в гостиной, не вызывал у нее дрожь испуга. Следует сказать, что в ходе игры она научилась отлично определять расположение каждой полки, каждого шкафа и каждого уголка.

Нередко, уже поднявшись на второй этаж, Малина останавливалась на полпути, поворачивала назад и проверяла, сидит ли дама по-прежнему на террасе или пробралась на кухню, чтобы на слух определить, где Малина их прячет... Правило игры дама не нарушила ни разу.

Малина поднималась на чердак и там прятала шоколадные эклеры и заварные пирожные, которые предпочитала дама.

Малина придумывала самые неожиданные, самые невероятные тайники: она открывала шляпные коробки и клала завернутые пирожные под мягкую картонку на самое дно; она пробовала открывать сундуки, стараясь не смахнуть пыль с крышки; один эклер она умудрилась засунуть в распотрошенного плюшевого мишку...

Покончив с чердаком, Малина спускалась на второй этаж: там она прятала корзиночки, пончики, слоеные язычки, миндальные и кофейные тарталетки.

По доброте душевной, а также в виде «наживки», она оставляла ищущей кое-что на виду, но, как правило, не поддавалась. Ведь доктор сказал, что надо больше двигаться.

Затем она спускалась.

Стучала в дверь, выходящую на террасу, и дама заходила.

— Готово?

— Готово.

Глаза дамы загорались.

Малина знала, что теперь ей не следовало задерживаться.

Она бросала пустую картонную коробку в мусорное ведро и уходила.

— До вторника.

— Да, до вторника. Деньги у тебя есть.

— Да, я взяла.

— Ну же, ступай.

Дама быстро гладила ее по щеке, и Малина исчезала.

Входная дверь за ней закрывалась, она спускалась, но на последней ступеньке крыльца застывала и выжидала. Через несколько секунд раздавались характерный стук палки и звук скользящих тапок; затем скрипела первая деревянная ступенька.

Дама начинала свое мучительное восхождение на второй этаж.

В жизни Жозетты Баконье так никогда и не настал подходящий возраст для танцев. Она родилась в семье с крестьянским темпераментом и деревенским вкусом; в ответ на ее просьбы родители ей каждый раз обещали, что завтра она сможет потанцевать. Когда завтра все же наступило, и она пришла на свой первый бал, там ей встретился мужчина ее жизни, который пригласил ее на танго всего один единственный раз. Выйдя за него замуж, она неоднократно выражала свое желание потанцевать, но супруг, который был самым лучшим мужчиной в мире, отвечал на все ее просьбы лаконичной фразой: «Это не для нашего возраста».

Так Жозетта постепенно свыклась с мыслью, что она слишком стара для танцев, но от этого желание все равно не пропало.

Она полагала, что материнство ее окончательно излечит, и, действительно, первые месяцы ее первой беременности она даже и не думала об антраша, но когда ребенок родился, ей пришлось признать, что желание вернулось. После рождения третьего ребенка желание стало еще сильнее.

Ей пришлось с ним смириться.

И она решилась танцевать тайком.

Она высчитала промежутки времени, в течение которых могла оставаться одна, и решила использовать их по назначению. Она могла выкраивать приблизительно два раза по полчаса ежедневно.

Каждое утро она вставала раньше всех, спускалась на кухню, расположенную на первом этаже, и готовила завтрак. Это было самое удобное время. Она закидывала прямую ногу на край стола вместо перекладины и — не забывая следить за тем, чтобы молоко не убежало — растягивала мышцы. Это упражнение она делала как можно старательнее — насколько позволяла ей ее полнота — и как можно тише, чтобы не разбудить домочадцев. Единственное, о чем она сожалела, так это о том, что приходилось тренироваться в шлепанцах; балетные туфли из сатина, выступающие из-под стеганного нейлонового халата, не могли не привлечь внимание. Чтобы было не так обидно, она выработала привычку перед упражнением делать вид, что завязывает вокруг икр розовую ленту своей воображаемой пачки. Именно этот волшебный жест позволял ей ощутить реальность мечты.