Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Изнуренный лишениями и усталостью, которая обрушивается на старых первопроходцев, наконец-то достигших своей цели, мсье Вассерман умер. Его тело поместили в только что отделанную комнату, а через три дня предали земле.

Мадам Вассерман долго плакала; для нее самым ярким образом, связанным с тем, что некогда было ее мужем, осталась сцена прибытия в новый дом, а ее личным девизом стало выражение «жилье навеки».

В первое время ей было нелегко привыкнуть к новому пространству.

Для начала она приговорила комнату, которая вызывала у нее печальные воспоминания и которую она хотела сохранить в первоначальном виде — такой, какой она была в день смерти супруга. Ела она в гостиной, так как это было идеальное место, чтобы смотреть телевизор.

Она жила в этой гостиной с превеликой осторожностью, она все оборачивала полиэтиленом, чтобы не запачкать, накрывала чехлами, чтобы не протереть бархатную обивку, она подкладывала фетровые стельки, чтобы не поцарапать лакированный паркет.

Она уже начала чувствовать себя более или менее уверенно, но как-то раз съела крокеты из замороженной рыбы, а на следующий день, вернувшись из магазина, была вынуждена констатировать, что рыбой пропахла вся комната, а в особенности бархатная обивка, хранившая этот запах с необычайной стойкостью.

Вечность не могла пахнуть рыбой, а посему мадам Вассерман заперла гостиную.

Кухня была в высшей степени неудобной.

Скажем прямо — это была кухня образцовая и современная, но она не предназначалась для того, чтобы служить еще и ванной, и спальней.

Каждый вечер приходилось идти на акробатические ухищрения, чтобы отодвинуть стол, поставить на него стулья и разложить раскладушку. К тому же, в кухне не помещался телевизор, а окошко выходило в запущенный сад, огражденный подозрительной стеной.

У мадам Вассерман осталось немного удовольствий.

Однажды утром она, отступая, переехала в гараж.

Это было просторное бетонное помещение, наполовину зарытое в землю, с грубыми и неровными стенами, холодным полом и серым потолком, но оно обладало огромным преимуществом, так как имело окно, выходившее прямо на площадь, и подоконник, на котором умещались локти мадам Вассерман.

Именно там она и устроилась.

Туда она установила специально купленную газовую плитку, спустила раскладушку, складные стулья и столик из сада; и научилась чувствовать себя хорошо. Инстинктивно она вернулась к своим старым городским привычкам; единственное отличие заключалось в том, что здесь работа по дому была намного тяжелее, так как каждое утро она поднималась наверх и делала полную уборку своего «жилья навеки».

В короткой жизни Малины самым прекрасным был несомненно тот день, когда дама из Большого Дома выбрала ее. Это произошло совершенно без ее участия, во время утренней перемены. Все ученики играли на школьном дворе, а мадмуазель Тереза вышагивала туда и обратно по лужайке. Старшие как обычно задумали играть в «горячо-холодно», в первый раз они предложили Малине, — которая была уже совсем не маленькая, но еще не совсем большая, — сыграть с ними.

Зардевшись от удовольствия, Малина решила играть очень старательно.

Игра заключалась в том, чтобы прятать во дворе пробку от шампанского (все углы и закоулки были разрешены), пока те, кому предстояло ее искать, стояли лицом к стене с закрытыми глазами. Затем они начинали искать, а спрятавший вставал посреди двора. По мере их приближения к заветному месту, спрятавший должен был говорить «очень холодно», «холодно», «тепло», «горячо» или «жарко» в зависимости от того, насколько близко они подходили к тайнику. Тот, кто находил пробку, становился — в свою очередь — прячущим, и все повторялось снова, пока мадмуазель Тереза не хлопала в ладоши, после чего все возвращались в школу к задачам и уравнениям.

В тот день, привечая новую участницу, а также рассчитывая с ней разделаться побыстрее, старшие доверили первую пробку Малине. Она ее спрятала так хорошо, что все двадцать минут оставалась единственной прячущей; мало того, когда мадмуазель Тереза хлопнула в ладоши, Малине самой пришлось вытащить пробку из тайника. Нельзя сказать, что она играла нечестно или давала неправильные указания своим партнерам, просто у нее оказался настоящий дар выискивать в этом дворе, который они все знали вдоль и поперек, какое-то необычное место, какой-то почти очевидный тайник, около которого все «обжигались», но в который никто даже не подумал засунуть руку.