Сергей Дигол: Практикант[СИ]

— Тебе что, не понравилось? — спрашиваю я, впервые скатываясь до такого унижения.

Даже после ее царского — кроме, пожалуй, манеры, в котором он был преподнесен — подарка на день рождения, я не позволял себе подобного. Хотя Ира, возможно, и разорилась на новенький Поло лишь для того, чтобы смотреть на меня сверху вниз. На ползающего перед собой на коленях любовника.

Я же, добросовестно обкатав машину на выходных, заявился к ней, теперь уже за рулем, лишь в понедельник вечером, без приглашения и без звонка.

— Пойдет, — только и сказал я, с порога звякнув перед ее носом ключами от «Фольксвагена».

Наградой мне была бессонная, безумная ночь.

Бывало, мы валялись в постели целыми днями, и далеко не всегда лишь в выходные. Если Ира решала свои дела, делая с полсотни звонков, то мне хватало одного — директрисе, которой я, напустив на голос невыносимую слабость, сообщал о внезапно подскочившем давлении. При этом предынфарктное состояние Нелли Степановны — всамделишнее, в отличие от моей притворной гипертонии, — волновало меня меньше всего. Как и неизбежный для нее дурдом, в котором директриса оказывалась, вынужденно ретушируя мое отсутствие судорожными изменениями в расписании, просьбами, мольбами и угрозами, адресованными, правда, не мне, а другим учителям.

Как ни в чем не бывало возвращаясь в лицей следующим после постельного дня утром, я продолжал ломать комедию, которая со стороны, безусловно, воспринималась не иначе как хамство вконец обнаглевшего подонка. Легкие, будто случайные позевывания прямо на уроках, и только в сидячем положении, обтирание подошв о стройные юные ноги лицеисток с первой парты и уж, конечно, телефонные звонки, которые я принимаю без единого отказа.

Я даже влепил шестерку Ириной Саше, у которой даже неделю спустя при виде меня округлялись глаза. Любимой мамочке она, само собой, и не подумала жаловаться — при их–то отношениях. Кроме того, я был прав: по теме о развале соцлагеря Саша подготовилась из рук вон плохо, и мне не составило труда поймать этот шальной шанс — наказать, по большому счету, примерную ученицу.

В конце концов, я ведь ничем не обязан — ни ей, ни ее матери, разве не так? А если и обязан, то не в той же степени, что и Ира мне? Вечерние поцелуи, ночные ласки, наличие любовника — разве для выхода в свет Ире, кроме шикарных нарядов, требуется что–то еще? По мне, так наши с ней отношения — образец взаимовыгодных двусторонних связей. Многополярный мир, наконец–то воплощенный в реальности, пусть и не в глобальном масштабе. Даже звонок Наташи, больше смахивающий на террористическую атаку на одну из цивилизованных сторон, не способен подорвать наше стратегическое партнерство. Я даже снимаю подозрения в отношении Иры — Наташа явно действовала сама, совсем как сумасшедший смертник–одиночка, вооруженный лишь гранатами вокруг пояса и бредовыми идеями в голове.

Мы ведем себя как две равносильные мировые державы, ровно до того момента, пока одна из них не чувствует легкое изменение в поведении второй — верный признак серьезной проблемы.

— Тебе что, не понравилось? — чуть не возмущаюсь я. Во всяком случае, тон у меня соответствующий.

Люби я Иру искренне, хотя бы так же как она любит засветиться в моей компании перед подругами и лоснящимися бизнесменами, мне не избежать бы праведного гнева. Да что там — бешенства!

Впервые в жизни я чувствую себя насильником, а Иру — жертвой, отдающей плоть в мое полное распоряжение с одним лишь условием, которое она, однако, не диктует мне, а вымаливает про себя — остаться в живых. У нее даже пересыхает все там внутри, хоть подсолнечного масла наливай.

— Что с тобой? — спрашиваю я, держа ее за локти.

Прикрывшись между ног наволочкой, она смотрит на меня без улыбки, без удовольствия, без жизни.

— Мне пиздец, — признается она. — На меня наехал сын премьера.

Это звучит как приговор. Как прощальное «банзай» хладнокровного камикадзе. Любой человек в Молдавии, вне зависимости от денег, влияния, связей и прочей чуши, называемой статусом, беззащитен — если он встал на пути сына премьер–министра. Тихого, как поговаривают, в жизни семьянина и жестокого дельца, вооруженного покруче афганских талибов — всей мощью государственного аппарата.

Как могу, я успокаиваю Иру: поглаживаю руки, целую шею, груди, живот и кладу спиной на кровать. Как ни странно, но повторный секс успокаивает ее, а вот мне не до спокойствия. Поверив мне, словно я — Ланцелот, а она — спасенная им от дракона девушка, Ира блаженно улыбается, не замечая, что я работаю, тружусь через силу и без наслаждения, все еще не веря в произошедшее.