— Купаться пойдем? — уже застегивая шорты, слышу я за спиной голос Ксюши, намеренно отстраненную интонацию, какой вооружается девушка, когда, соглашаясь на свидание с молодым человеком, заранее знает, что утром проснется с ним в одной постели.
Я оборачиваюсь и вижу Ксюшу в одном купальнике — должно быть поэтому я не услышал ее босых шагов. Поправив волосы, она без содроганий заходит в воду, словно не испытывает двойного раздражения — от холодной с непривычки воды и от вида сливающегося с рекой влажного пятна от моей мочи на берегу. Снова обернувшись, я вижу в небе яркое солнце, а под ним внизу — маленький, прыгающий словно на раскаленной сковороде мячик: это коллеги по работе снова принялись за волейбол. Избавление от одежды не отнимает много времени, на мне лишь футболка, шорты и шлепки, но сняв все это, я добавляю к наскоро сброшенным вещам еще и плавки и стремительно, пока Ксюша не оборачиваясь плывет, ныряю вслед за ней.
Вода действует на как меня манипуляции стоматолога при местной анестезии: со мной явно что–то делают, но я не чувствую ни холода, ни тепла. Вообще ничего не чувствую, хотя, стоит мне пробыть в воде минут семь, мой пьянящий наркоз — литр, должно быть, сухого каберне — утратит свою силу и вот тогда уж река возьмется за меня как следует.
И все же я отключен не настолько, чтобы не услышать за собой визг и подвывание — это Лена Рашку, сорокатрехлетний менеджер нашего отдела, берет мой след, или, вернее сказать, наш след? Ее не смущает, что вода стремительно скрывает любые следы, а то, что Лена демонстративно не сворачивает с курса и даже не косится в нашу сторону, стоит лишь Ксюше (и мне вслед за ней) повернуть против течения, выдает ее целиком, хотя над Днестром из всего ее тела иногда показываются лишь руки, а постоянно виднеется только голова.
Лена держится до последнего, приближаясь к середине реки, словно намеревается переплыть на противоположный берег, даже когда Ксюша, поднявшись против течения достаточно далеко от арендованной нашим директором на целый день базы отдыха, выходит на берег в самом подходящем месте — под миниатюрным, в два метра высотой, оползнем, на вершине которого располагается естественная маскировка — две низко склонившиеся ивы. Когда я выбираюсь на берег вслед за Ксюшей, диллема прикрывать или не прикрывать пах разрешается сама собой: уже избавившись от купальника, Ксюша поправляет двумя руками волосы, демонстрируя не только выбритые подмышки, но и аккуратный треугольник лобка, и — о, боже! — свои небесные груди.
Впервые расстреляв меня ненавидящим взглядом, она не дает возможности стушеваться: обеими руками сжав мне голову, вонзается губами в мой рот. В полной мере насладиться одними лишь грудями, от которых я не могу отвести глаз, как раньше — лишь от ее же попки, Ксюша мне не дает: наши тела сливаются прямо под ивами, в объятиях образованным мини–оползнем обрывом, огороженные от всего остального отдыхающего мира. Кроме одного человека — Лены, которая беззастенчиво кружит прямо напротив нас, словно ей не под силу вырваться из водоворота.
— Ну что, голубки? — улыбается Андрей Витальевич, когда мы, одетые — а после случившегося шорты с футболкой на мне и купальник на Ксюше кажутся нам чем–то вроде непроницаемых доспехов — возвращаемся к уже кучкующимся, развалившимся на траве коллегам.
Андрей Витальевич сидит один, и, улыбнувшись ему в ответ, я быстро оборачиваюсь назад, словно рассчитываю перехватить адресованное шефу зашифрованное сообщение во взгляде преследующей нас, теперь и на берегу, Лены Рашку. Но Лена стоит на одной ноге, обхватив руками стопу второй — она явно поймала босой подошвой какую–то острую гадость, и пока ей точно не до одной лишь ей известной информации, которая, стоит Лене чуть свыкнуться с царапиной на ноге, начнет распирать ее, как газы — винную бочку при брожении вина.
— Присядь, Демьян, — хлопает по траве рядом с собой Андрей Витальевич.
Мы обмениваемся с Ксюшей прощальными взглядами, словно уже не будет часовой тряски в одном автобусе по пути в город, а до этого — еще пары часов утомительного ничегонеделания под падающим за горизонт, от тяжести июльского зноя, солнцем. Ксюша смотрит на меня, чуть улыбаясь одними глазами — ненависти во взгляде как не бывало, а значит, понимаю я, и страсти тоже. Как нет, конечно же, никакого тайного знания во взгляде Андрея Васильевича, это всего лишь моя паранойя, а вольность про голубков шеф позволил себе лишь по одной причине: он изрядно пьян.
Читать дальше