Когда Саша вернулся, Мирон сменил тон:
— Ты зла на меня не держи, Енохов, виноват, погорячился, с кем не бывает. За тебя же волнуюсь… Да, побалакал я тут кое с кем. В общем, всё на мази! Давай паспорт, аттестат, права, всё, что у тебя есть.
Саша прикинулся дурачком, мол, документы с собой не взял в спешке, надо съездить за ними, вещички кое–какие собрать, с мамой попрощаться. Поворчал Мирон, поворчал, а куда ему деваться — согласился:
— Два дня отсидись, — велел он, — а в воскресенье вечерком езжай, дачников много будет, не так заметно. И сразу назад, слышишь?! В понедельник надо будет показать твои документы — и в путь, вперёд и с песней! Только смотри, не ляпни там чего. Мамаше наври что–нибудь, скажи, что выгодную шабашку предложили в Вологде, месяца на три–четыре, чтобы сдуру в розыск не подала. На вот тебе на первое время, он протянул Саше пять пятисотрублёвых купюр. Подумал и добавил ещё две тысячных.
— Купи там себе камуфляж, пригодится. А я пока утрясу кое–что.
«Щаз, уже побежал покупать».
Мирон наконец уехал. Саша с трудом дождался. Ему было тошно, всё в тренере раздражало — и тон его приятельский, и глазки бегающие. На Скучина Мирон смотрел совсем по–другому, как на холуя. И обращался к нему короткими рубленными фразами. Но сейчас, когда за поворотом стих рокот двигателя, стало ещё хуже, не было сил оставаться наедине с собой. Саша стал собираться домой.
Сосед, насвистывая и щурясь на солнечные зайчики, отражающиеся от лаковых боков авто, мыл новенький «Renault Duster».
— Вот, Саня, машину поменял.
Евгений отступил на шаг, полюбовался железным скакуном и вдруг, выразив на лице озабоченность, наклонился и смахнул тряпкой крошечную травинку с колёсного диска.
— Дача у меня тёплая, машина новая, баньку вот построю — и сам чёрт мне не брат! Решил здесь зимовать. Хорошо здесь, вольно. Город я не люблю.
Он вздохнул полной грудью:
— Веришь, Саня, все сорок лет, с армии, — в кабине. А вернёшься из рейса, сутки пьёшь, а потом двое лежишь и слушаешь, как капает в раковину, будто жизнь из тебя вытекает… Та командировка на Донбасс мне до сих пор снится. Среди ночи в поту просыпаюсь! Заплатили, правда, хорошо, грех обижаться…
Он подул на лобовое стекло и вытер ещё одно пятнышко:
— Но страшно–то как, Саня, было. Не рассказать… Ведь мог и не вернуться, ядрён–батон… Жалко людей, спору нет, но, если по совести разобраться, они и сами ведь виноваты. Надо было ехать в Киев, на майдан, когда всё ещё начиналось, и наводить там порядок. А теперь Россия помогай, давай корми! У нас что, своих бед мало? Вон санкции собираются наложить, всё подорожает, люди говорят, могут пенсию срезать. А мне ещё баню достраивать. Хочу, Саня, на старости лет пожить в тишине.
Саша молчал.
— А ты что, никак в город собрался? — Евгений, наконец, заметил Сашину спортивную сумку. — Айда, со мной!
— Спасибо, дядя Женя, я пока не поеду.
Настроение у Саши испортилось окончательно. Он Евгения героем считал, а и тот — как и все: моя хата с краю.
Саша поплёлся на станцию в третий раз за этот долгий–долгий день. Одуванчики к вечеру потеряли свой праздничный вид, съёжились, готовясь ко сну. Он подобрал с обочины палку и стал яростно сшибать их поникшие головки. Если бы юношу сейчас спросили, на кого он злится, вряд ли получили бы от него разумный ответ. Он в сердцах врезал по неосторожно высунувшему из травы лысую башку камню, и палка сломалась. Саша чертыхнулся, бросил своё импровизированное оружие и прибавил ходу.
Он вспоминал, как возвращался на станцию со Светой по этой же дорожке. Вот — поворот, вот — собранный из шпал мостик через заросший ирисами ручей. У самой воды тогда сидела смешная толстенькая ондатра с травинкой во рту. Света скользнула по зверьку равнодушным взглядом. Саша протянул девушке руку, но она сделала вид, что не заметила. Только на платформе Света наконец повернулась к нему и спросила что–то о военном училище. Он в ответ пожал плечами, чувствовалось, что она говорила без интереса, просто так, чтобы прервать тягостное молчание. В этот момент по соседнему пути загрохотал товарный состав, и Саша не расслышал, что девушка ещё сказала.
Вечерняя электричка выбилась из графика и мчалась мимо перелесков и заросших бурьяном полей, предупреждая о своём приближении протяжным гудком. Вагон был полон, и пришлось стоять. Два хмельных мужичка, расположившиеся на последнем сиденье, заспорили об Украине и чуть было на кулачки не схватились.
Читать дальше