Анатолий Лернер - Тремпиада

И все, кто не верит в чудеса, рассказанные смешными фраерами, кто называет это сказками, придуманными лохами для лохов, — остались далеко, далеко: за линей горизонта, отсекающей все лишнее.

Писатель, переступивший порог моего дома, виделся мне мудрецом, переступившим порог писательской мудрости. Да он и был таковым. И правду свою он черпал из Торы и почитал ее как Закон…

Грустный сказочник переступил порог моего дома. И несмотря на то, что все было плохо, бесшабашный волшебник легко и весело подбивал на весьма заманчивый для меня и соблазнительный путь воина: хозер бе тшува, — путь возвращения к ответу.

— Я поймал эти волны, — сказал Моше так, что я сразу же поверил.

А сам Моше припухал на выселках в Кирьят — Шмоне, под судом. И женщина, ухватившая его с первой встречи за бороду, в трепете прижавшаяся к нему вся; женщина, произнесшая: «дорогой ты мой человек, я же тебя столько ждала…»; женщина, нашедшая слова, которые смогли вскружить голову Моисею, что твоя Ципора; эта талантливая, а потому запутанная художница, три года украшавшая жизнь одинокого волка, водителя танковоза, тренера малолеток по боксу, писателя и сына этой страны, — неосознанно подвела его к этой черте…

Ну что ж. По ту сторону колючки Винокур уже успел написать один сильный документ: повесть «У подножия Тайного Учения», каждая глава которого начиналась словами: «Сидели в тюремной синагоге. Под замком».

Но это было, когда он проходил по статье «террор», а с его двора унесли противотанковую ракету «ЛАУ».

Но теперь?! Нелепость. Женщина, сумевшая заставить блестеть каким–то особым светом его глаза, сама оттолкнула его. Да так сильно, что сидит ее Бен Шломо в в Кирьят Шмоне, на выселках и все еще находится под судом.

— Это я…

— Ты, ты Моисей Зямович! Ты, который вывел нас, блядей, из Египта! — проорал я знаменитую «декларацию» писателя, и несколько смущенно посмотрел на жену.

— Ну что, приглашай, хозяин, в дом, — сказала жена, улыбаясь странной улыбкой. Похоже, она тут же приняла его безоговорочно, со всеми матами, едва мы с гостем разомкнули объятия.

И потом, когда в Интернете появился Мотя со своим дурацким письмом, я ему ответил просто:

«Мотя! Иди сюда! Здесь Моше Винокур на выселках в Кирьят Шмоне. Стукнулся в технику иудаизма и, как говорит, летает на этой волне. Два года в июле, как он бросил пить. Превратился в крепкого Деда Мороза, который опять под судом, но за которого вступилась марокканская община, куда он обратился в своем возвращении к ответу. И знаешь, что они о Моше написали в полицию? Что не отдадут его в тюрьму, потому что они давно ждали такого человека. Вот и все.

И когда этот зверь вынимает на ночь свои зубные протезы, он и впрямь превращается в доброго волшебника: и я понимаю того режиссера, что догадался снимать Винокура. Можешь себе представить, Мотя: Винокур. Устные рассказы. С Моше произошло то же, что ощутили несколькими годами раньше мы с тобой, но не удержали. Мы только притронулись, коснулись и — сошли. А он в этом — здесь и сейчас. И тащится, как утверждает, от самого процесса очищения письмом. Он написал очень сильные рассказы, как прощание с самим собой. И поклялся, как всегда сгоряча, что ничего из написанного больше никогда сам не опубликует. Хотя, при такой чистке себя, страдают, как правило, те, кто рядом. Пора отбирать у Винокура вторую часть твоей книжки. Ну, той, где тот был еще черт, и художник рисовал его с копытами. Вторая книга, изданная тобой, будет еще круче, потому что у этого Сатира выросли крылья. Ну что, нагулял львенок Мотя на аглицких лужайках бока? Пора и честь знать. Тем паче, зовет Винокур пожить небольшой коммуной, по типу ашрама. Как тебе, свободному человеку, эта идея?

А ПИСЕМ, гад, не дождешься!».

Вот такое письмо отправил я Матвею, в ответ на его интернетовский привет.

>

> Привет!

> Чавой–то ты неразговорчивый какой–то. Молчишь, понимаешь,

> как некошерная рыба по имени Простипома. Написал бы ты мне

> письмо — боЛшое и крЫсивое, да не печатными буквами в

> компЮтере, а собственной рученькой на бАмажке в конвертике

> по адресу

> Gorsedene Road

> Whitley Bay

> Tyne and Wear

> NE00 АAH

> А в письме бы написал, что не советуешь мне возвращаться в

> И. и почему.

> Пока все.

> Всем привет.

> Целую

>

Это все.

Но одно дело — это написать эпатажное письмо в ответ на Мотину просьбу, другое дело — если ему и впрямь нужна помощь в виде письма, которое он мог бы предъявить каким–то там английским ребятам, представляющим власть.