Анатолий Лернер - Город двух лун

…Им предстояло пролежать в пещерах, и протомиться в кувшинах две тысячи лет, пока арабский подросток случайно не обнаружил то, что потом назовут «Свитками Мёртвого моря».

От метко брошенного камня кувшин рассыпался, издав подобие вздоха.

— Кто здесь?! — Отпрянул от входа в пещеру подросток. В его руке сверкнул нож. Никого. Только со спины, вопросительным знаком сгустилось зловещее тёмное облако, которое тут же поспешило смешаться с тенью. А у самого лаза, в робком луче солнца, подросток заметил, как сквозняк поспешно выдувает из пещеры дымок, и тот струится наружу, и тут же исчезает. Подросток сунул нож в зубы, встал на четвереньки, и просунулся в лаз.

Лёгкое присутствие дымка, замеченное пастухом в пещере, было ничто по сравнению с тем дымом и угаром, который производил обугленный человек, лежащий навзничь, недалеко от входа. Истлевшая на нём одежда, превратилась в лоскуты, и ветер содрал их, обнаружив тело крепкого мужчины, которое дымилось и невидимо сгорало под лучами солнца. В считанные мгновенья плоть истлела и просыпалась, а на согретых солнцем камнях, остался скелет с большим красивым черепом, в котором не хватало лишь нескольких зубов. Лёгкий смерч, налетевший со стороны Мёртвого моря, смёл с камей прах, чтобы через мгновенье с чудовищной силой обрушиться с ним на камни.

Когда смерч унёсся прочь, то на камнях уже лежало обновлённое тело. Вернее, это был скелет, но с мясом и наращенными мышцами. Казалось, сам Ангел Жизни Вечной творил свои чудеса, и вот уже рядом, в каменном котле закипала грязь, и вода над ней пузырилась и рвалась наружу. Маслянистые пузыри, в радужных разводах толкались, лопались, собирались вместе, создавая подобие тела, но им это не удавалось, и они распадались снова на мелкие пузырьки, чтобы соединиться в единый общий пузырь. И когда это произошло, пузырь стал быстро увеличиваться в размерах, покидая кипящий котёл. Он поднялся осторожно в воздух, и некоторое время зависал над ещё бурлящим котлом. Затем он точно провалился, но не упал, а медленно переместился в сторону тела. Завис над ним, и неожиданно лопнул! Раскалённая сковорода камней зашипела, и на ней как омлет испекся образ мужчины. Только пока ещё неживого.

Неожиданно утреннюю тишину нарушил грохот пикапа. С него заметили голого человека, лежащего на каменном столе, и открыли по нему огонь. Когда стрельбу прекратили, человека на столе не было.

Офицер королевской пограничной службы Иордании отправил солдата, чтобы тот разведал: что да как. Солдаты засели за пикапом, целясь в каменный стол, за которым лежал неизвестный.

Солдат Абель, деревенская шпана и сын охотника, сразу смекнул, что что-то не так. За камнями он обнаружил тело, изрешечённое пулями. Но вот что странно, крови нигде не было. Ни следа, ни капли. Были входные и выходные отверстия, но даже в них всё оставалось сухо. Тело было неживым. Они стреляли в мумию. Но и на мумию это не походило. Скорее, это была большая игрушка, на которую клюнул офицер, а его направил поближе к приманке.

Абдель почувствовал опасность. Чьи-то глаза, пристально наблюдали за ним. Струйка пота пробежала от затылка, через всю спину, и застряла где-то в трусах. Абдель рухнул на колени, обращаясь к Аллаху, но в ужасе вскочил и побежал, закричав что-то. И кто-то из солдат нажал на курок, и рухнул Абдель на землю.

Когда за раненым поднялись солдаты с носилками, бледный Абдель лежал на груди окровавленного трупа. А когда пикап умчался, запылив дорогу, глаза Голлема открылись. Он медленно перевернулся на камнях, встал, закрываясь ладонями от яркого солнца, и с наслаждением вдохнул запах свежего ветра. Голлем вдыхал ветер, в котором ощущал запахи. Это была жизнь, и теперь он стал её частью. И он дышал ненасытно и, даже неистово, и никто не мог оторвать его от этого занятия. Его живот раздулся, а сам он напоминал пузырь, который вот-вот оторвётся от земли. Новоявленный житель пустыни был всё ещё слеп. Оторвав ладони от глаз, он лизнул их и, протянув к небу, произнёс:

— Слёзы.

Это стало его первым словом. Утерев со щёк слёзы, он сказал: — Больно. — И произнёс это так, словно перед ним был кто-то. Веки его усиленно дрожали, и вот, наконец, глаза разлепились, и обнаружили два зелёных зрачка, с надеждой и страхом устремившиеся в окружающий их мир.

Ворвавшаяся в сознание реальность ужаснула, сильно смутив дух. Он видел вокруг себя пустыню камней, и вокруг, насколько видит глаз, ни души. Он ощутил себя единственным человеком во вселенной. И ему стало страшно. Он почувствовал себя беззащитным в этом мире каменных руин.