Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

И оказался–то я на этой улочке совершенно случайно, ибо вначале планы мои на последний в Барселоне день были совсем другими и начал я их выполнять согласно тому небольшому списку, что еще в самые первые дни отчего–то начертал в своей голове.

Список из двух пунктов, перемена которых никак не могла сказаться на их важность, пункт «а» свободно мог быть заменен пунктом «б», а пункт «б» пунктом «а» — результат в любом случае оставался бы тем же, да, наверное, и остался, если только судьба не вмешалась бы в томительную тягучесть этого будничного июньского дня странным вывертом, который и занес меня в сторону не только от Рамблы, но и от бульвара Ангелов, хотя еще утром, когда я вышел из электрички, собственно на которой — не то, что из–за экономии, просто так на самом деле удобнее — и добрался до этого города холмов и футбола с побережья, на которое мне предстояло вернуться вечером, чтобы завтра снова проехать мимо, но уже на автобусе, следующем в аэропорт, так вот, еще утром, когда я вышел из электрички, ничто не предвещало мне знакомство с этой небольшой улочкой в самом центре Барселоне, хотя в каждом центре каждого большого города на земле есть десятки таких маленьких улочек и это совсем не значит, что их надо обязательно посещать, топтать о них подошвы своих сандалий, плавится от жары и мокнуть от проливного дождя, хотя последнее в этот будничный июньский день не грозило не только мне, но и всем остальным — что местным, что приезжим — обитателям Барселоны.

Небо было в дымке, но это только радовало, если есть дымка, то значит, солнце не будет столь обжигающим и можно не торопясь идти по Рамбле и думать, какой из пунктов давно начертанного в голове плана — «а» или «б» — выполнить первым.

Хотя именно в случае Рамблы пункты вступали в противоречие, ибо Рамбла сама была пунктом — поход по Рамбле, променад, прогулка, с тупым глазением по сторонам и любопытством от всех этих бесчисленных продавцов живности и гуляк, художников и гуляк, продавцов сувениров и гуляк, медленно, неторопливо, вниз по бульвару, до статуи Колумба, до моря, до его береговой черты, до бетонных волнорезов и каменных причалов, к которым пришвартованы уже упоминавшиеся океанские лайнеры, на которые я долго любовался несколько дней назад, когда посещал этот город совсем с другой целью — взглянуть в очередной раз на искривленные не временем, а сознанием творения безумного каталонца, вполне возможно, что подняться на крышу того самого дома, который так любил ты, мой бедный и изменчивый друг, и к которому я пристрастился с твоей помощью, вот только — и в этом наше отличие — я повторил шаг за шагом маршрут Николсона и Шнайдер, и подошел к бортику, который фигурным и глазастым барьером отделяет тебя от возможности свободного падения и нелепой смерти в самом центре этого божественного средиземноморского города, впрочем, тот день, когда я любовался на творения Гауди, от лицезрения которых, включая и упомянутый дом, и парк Гуэль, и саму Саграда Фамилия, мне отчего–то вновь стали вспоминаться строки Кавафиса, написанные — и это вдруг стало отчетливо ясно именно в тот момент, когда я, задрав, как и прочие туристы, голову, стоял на переходе, ведущем через узкую и забитую машинами и автобусами улочку прямо к центральному порталу собора Святого Семейства — наискосок от Барселоны, надо просто взять карту и провести прямую линию, соединить испанский берег с египетским и тогда соединяться две точки, Барселона и Александрия, и вновь раздастся приглушенный шепот Кавафиса, проговаривающий вслух строки о том, что «По тавернам бейрутским, по борделям шатаюсь боль глуша, — докатился. Я бежал без оглядки прочь из Александрии. Я не ждал от Тамида, что меня променяет он на сына эпарха ради виллы на Ниле и дворца городского. Я бежал без оглядки прочь из Александрии…», впрочем, и я бежал так же сюда, на испанское побережье, с заездами в Барселону, вот только бы хотелось мне знать, на кого ты меня променял и ради чего…

Но это было в прошлый заезд в этот магический город, когда сердце никак еще не могло успокоиться, в последний же мой визит сюда, пусть всего лишь несколько дней спустя, я был уже другим и не знаю, что послужило этому причиной — будем считать, что скалистые берега каталонского побережья, высокое голубое небо, кривоватые пинии и быстро проносящиеся над ними белые и мохнатые облака сделали свое дело и боль унялась, осталось лишь чувство незаполненности, которое я и решил убить тем, чтобы воплотить план всего лишь из двух пунктов, уже упомянутого «б» — похода по Рамбле, и «а» — покупкой подарка тебе, прощального подарка, который я совсем не собирался вручать лично, а просто запаковал бы в небольшую бандероль и отправил прямо отсюда, из Барселоны, хотя для этого мне пришлось бы преодолеть множество препятствий, и прежде всего из–за моего абсолютного незнания испанского языка и такого же абсолютного нежелания местного населения говорить по–английски.