Михаил Попов: Колыбель

— А что, разве не так?

— Конечно, не так. Грехи–то не поп отпускает, а инстанция повыше. Поп, слушая твою исповедь, может быть пьян, может думать о своем новом джипе, поп тут важен не духом, а ухом и тем, что он формально поп, то есть рукоположен. Он официальный проводник между верующим и тем, в кого верующий верует.

— Ты меня, Денисушка, не путай.

— Я, наоборот, распутываю. Важно в момент исповеди то, что переживает кающийся. Если он не для проформы, на самом деле раскаивается в содеянном, грех ему и отпускается. Глаз «оттуда» видит то, что творится у него в душе.

— Так глаз или ухо?

— Мелко, дядя Саша. Когда часть пояса Богородицы привозили в Москву, очередь в храм Христа Спасителя стояла на сутки, но были такие, кто приезжал и за пять тысяч покупал местечко в голове. Мне от них смешно, как говорят на пляже, кого они хотели обмануть? Это покупное прикладывание к святыне в зачет не пойдет, пятерка вылетела на ветер. Если не хуже.

— Это ладно…

— Или вот вы делаете вид, что не понимаете, почему это «нищие духом наследуют Царствие Небесное».

— Да, не понимаю.

— Дядя Саша, тут дело вот в чем. «Нищие духом» — это не дебилы, как вы думаете, не двоечники. Сколько лет растолковывают, что это «не гордецы», люди без духовных понтов. Те, кто понимают, какая разница между их мозгами и Его разумом. Даже какой–нибудь древний грек понимал — «я знаю, что ничего не знаю», а нынешний докторишка каких–нибудь хилых наук носится со своей степенью и шутит в том смысле, что лучше бы оказаться в аду, а не в раю, потому что в аду компания интереснее. То есть там он надеется найти толпу таких же, как он, докторов наук, и ему будет счастье.

— Ты здесь передернул, я говорил про справедливость, потому что…

— Какая справедливость, дядя Саша! Если бы Бог, не дай бог, был справедлив, мы бы все давно должны были кипеть в каком–нибудь котле. Скажите честно, у вас что, нет за душой чего–нибудь стыдно–поганого?

— Как у всех, как и у тебя?

— Я тварь еще та. И в моральном смысле, и в онтологическом. Я сотворен так же, как ваш Будда или Конфуций.

— Может, ты здесь, в отельной обслуге, и оказался оттого, что там, на родине, наследил, какой–нибудь бюджет распилил?

— Скажите сразу: изнасиловал шестилетнюю девочку, потом зарезал и съел.

— В бутылку лезешь?

— Да нет. Я и правда кое–кого бросил там почти в опасности, совсем без средств. Изгиб нервного характера. Совесть ноет. Иногда даже не по ночам. А про других — поверьте, господин атеист, что большинство из тех, что тянутся сейчас сюда, к экватору, на теплые берега, люди все больше тонкие, душевные, которых эта ваша цивилизация достала. Даже не Полонский исключение.

— Знаю я, квартиру на Палихе сдадут, а здесь свою духовную как бы жизнь оплачивают. И в голову не приходит, что живут за счет того, кто эту самую двушку там, на родимом севере, заработал.

— Вы опять о справедливости, дядя Саша?

— А чем тебе справедливость–то не нравится?

— Дьяволово отродье.

— Ух ты!

— Да–да, дядя Саша. Она омерзительна тем, что ее никогда нигде не бывает и не может быть, а целые страны и эпохи корежат людей, загоняя в нее. Сколько людей, столько и справедливостей. Вот тут дьявол и просовывает свое копыто к нам. Бог есть Любовь. Он нас жалеет и любит и поэтому воздерживается от применения к нам справедливости.

— Вот ты тут мне только что про гордыню вещал, а сам…

— Что «сам», дядя Саша?

— Возносишься. С чего это ты решил, что Бог, если он есть, тобой занят, сам же про себя сказал: мразь я и гад — так что ему с тобой вошкаться?

— Не совсем так я сказал. А вам опять придется втолковывать сверхочевидные вещи. Он мной занят потому, что я любимое его дитя, в смысле как человек. Не ангел какой–нибудь. И главное — я интересен, невероятно интересен. Даже для него, тем более что Он видит душевные мои движения. Вот меня захватили фашисты, я молодой партизан, сейчас меня будут пытать — выдай, где прячется твой отряд, и получишь пиво и колбасу, а не то — иголки под ногти! И знаешь, как ему интересно, что у меня в этот момент внутри происходит. Думаешь, он помчится куда–нибудь в Крабовидную туманность в миллиардный раз увидеть, как какой–нибудь нуклон нависает над бозоном? Он создал все эти атомы, и они всегда поведут себя одним только образом, а вот что я выберу — колбасу или товарищей по оружию, — это вопрос.

— Извини, Денис, но мне кажется, что ты выберешь колбасу.

— Думали обидеть, дядя Саша? Сразу видно, что вы не Бог. Вот вы уже поняли, что я куда умнее вас, и вы меня успели не полюбить, и вам желательно, чтобы я оказался сукой.