Ольга Толмачева - Митька

— Нет, к сожалению. Год ходила Юля в музыкальную школу, потом взмолилась: мам, не хочу! Я ей говорю, потом, дочка, будешь сильно жалеть.

— А она?

— Пусть потом, говорит, буду сильно жалеть, зато сейчас не буду так сильно мучиться.

— А ты?

— А что я? На поводу пошла, не настояла…

— Если Бог талантов не дал, — вздохнула подруга, — тогда на подиум… На каблуках в колготках шагать!

— Да говорю же тебе, Надюша, не шагать — двигаться! — обиделась Вера. — Осанка… Грация… Одеваться красиво, раздеваться — очень важно. Ты вот умеешь шубку красиво запахнуть?

— Да какая у меня шуба — чебурашка! — вздохнула Надя.

— Вот, и я не умею. Публика на выступления приходит сама понимаешь, какая… Солидные мужчины жен выбирают.

— Не жён, а любовниц! Жены у них дома сидят, детей нянчат. Хочешь Юльку в любовницы?

— Почему обязательно в любовницы? Мы тоже приглядываться будем.

— Довыбираетесь! Юльке сколько лет? Институт за плечами! Приличные мальчики не ждут — женятся. Только и останется, что в любовницы…

— Ты ещё скажи — в наложницы…

Вера с Надюшей была не согласна. У неё с подругой вообще были классовые противоречия. Надя, как и Вера, приехала в столицу из провинции. С одним отличием: Веру замуж позвали, а Надюша — сама, на заработки. Долго мыкалась по углам, общежитиям. Наконец, осела в дальнем Подмосковье.

…Участницам аплодировали, долго не отпускали со сцены. Потом начались подношения: Вера видела сверху, как к подиуму по воздуху поплыли букеты. Она тоже подошла к дочке вручить лилии, в свете прожекторов немного стесняясь себя. Подошла почти одновременно с Эдуардом.

— Ма, мы в галерею, — шепнула ей Юля.

Вера её чмокнула: все шло по плану.

После представления Вера зашла в кафе — захотелось выпить кофе.

Она сидела в глубине зала, скрытая от глаз. Долго изучала меню. Спешить было некуда: Юлька на свидании, обед готов, урок живописи у неё завтра, а муж сказал, после работы задержится.

— Капуччино, пожалуйста. Без сахара.

— Желаете что–нибудь ещё? У нас титулованный повар–кондитер, — соблазняла официант.

Вера заколебалась. Уловив замешательство, девушка продолжила искушать:

— Я бы посоветовала черничный чизкейк — новинка заведения. Ягодный, низкокалорийный. Для тех, кто следит за фигурой. Не хотите попробовать? — Она измерила взглядом Верину талию.

— Если низкокалорийный… — задумалась Вера.

— Совсем лёгкий. Можно без сливок, если противопоказано.

— Да, лучше без сливок! — обрадовалась Вера.

Хорошо — и сладенько, и низкокалорийно. Значит, удар по фигуре будет не так ощутим. Хотя в её положении, — она горько вздохнула, — фигуре и целый торт уже не повредит! Но из–за лишних калорий лишать себя удовольствия полакомиться — это слишком! И так в жизни все серо, обыденно. Не жизнь — сплошной бег с препятствиями. Стресс. Это только с первого взгляда кажется, ей все легко достаётся. Тихо, спокойно. Дом — полная чаша, любящий муж. Кто бы знал, какими усилиями приходится Вере поддерживать эту благостную вывеску, сверкающий фасад начищать. Если бы не вязание — совсем бы свихнулась… Вязание нервы успокаивает.

Кому рассказать? Светке? Надюше? Все равно не поверят. Скажут, с жиру бесится Верка. Она вдруг вспомнила тщедушную мамочку с Васенькой утром на переходе — и она с маленькой Юлькой крутилась, никто не помог…

…И климат в их полосе тоскливый, депрессивный. Ещё с осени затянется небо тучами, зарядит дождь, налетит ветер… Солнце скроется — прижмёт… В пять вечера тьма непроглядная. Так до весны — в сумерках… Скорее бы лето! Да и лето не балует…

Вера проглотила сочный кусочек. Отхлебнула из чашки. Зажмурилась от удовольствия.

Надо в Италию ехать — солнце пить. Там круглый год солнце в зените — потому итальянцы шумные да весёлые и про депрессию ничего не слышали. Наверное, и слова–то такого не знают.

Вдруг стало жалко себя.

От обиды на глаза навернулись слезы. Вера всхлипнула. «Совсем я расклеилась! — подумала. — Нервы! Гормональный фон!»

Она достала из сумочки кружевной платочек. Тихонько промокнула глаза. Вытерла покрасневший нос. Снова отхлебнула из чашки. Вдруг ощутила, как одинока. Виталий совсем не замечает. Столько лет живут, а как чужие. Едва ли за сутки десятком фраз обмолвятся: «Ужинать будешь?», «Как на работе?», «Юля где?», «Почту взяла?», — вот и все общение. Разбредутся по комнатам, как по разным планетам… Ни в кино, ни в театр, ни в гости. Домой муж приходит хмурый, усталый. Зарплату выложит — вот и вся любовь. Хорошо, хоть с Митькой общается. В кабинете сидели — видела. Другое дело — Эдуард…