Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— Кроликами торговать, выходит, благороднее, чем фруктом? — бросил на него насмешливый взгляд пенсионер.

— Кроликов мы собирались сдавать в райпо живьем, — миролюбиво пояснил Николай.

— Ладно вы, а другие-то? — гнул свое Катушкин — Почему в такой урожайный год в столице нет яблок?

— А как вы думаете, почему? — спросил Николай. Геннадий с отсутствующим видом молча курил.

— Развал, хаос, безответственность, — рубанул рукой с надкушенным яблоком Леонтий Владимирович, — Бастуют, митингуют, чего-то требуют, угрожают, а жить становится все труднее, порядка все меньше. Прибалты отделяются, нам ничего не продают — вон сыр пропал — а из России все что можно вывозят. В магазинах пусто. И вы знаете, молодые люди, дальше еще хуже будет! Потому что это уже необратимый процесс! Союз распадается, и во всем обвиняют нас, русских, которым нерусские навязали этот строй в семнадцатом. Каждый теперь ищет свою правду, глядя с собственной колокольни, а не с государственной пирамиды. Вот где собака зарыта! — он снова откусил от яблока, перевел взгляд на Геннадия, — Вот ты ездил в Новгород, ну и что, добился у властей справедливости? Черта с два! А тут Иван Лукич с председателем днем обошли все твои владения, и Шавлович пообещал, что с весны распаханный тобой участок снова будет передан. Еще председатель сказал, что весной и вас тут не будет, потому что кроличья ферма потерпела крах — это уже и сейчас видно невооруженным глазом, да и колхозу от нее нет никакого проку. Вот такие пироги, господа арендаторы!

— Почему он, Шавлович, нам враг? — раздумчиво произнес Николай. — Никак не могу в толк взять.

— Напели ему местные… — пожал плечами Катушкин. — Кому с ними жить и работать, а вас тут считают чужими. Людишки-то в деревне отвыкли по-настоящему работать, а вы строите, косите, крутитесь на участке с утра до вечера, не нравится им это. В колхозе-то они работают шаляй-валяй, да и по дому ленятся. Раздражаете их, будите совесть, заглохшую тоску по настоящей сельскохозяйственной работе. Если бы у вас все пошло хорошо, они от зависти бы лопнули, а сейчас радуются, видя, что у вас идет кувырком… Ведь у нынешнего колхозника как? Ни себе ни людям. К чужой земле и отношение соответственное. Сидят на запущенной земле, как собака на сене, на жизнь хватает, а на продажу они здесь ничего не производят. Даже бычков, баранов, у кого они есть, сдают в колхоз, а не везут на рынок. Там нужно подсуетиться, побегать, стоять за прилавком и торговать, а тут все просто: приехала машина и забрала животину, тут же и деньги выплатят. А вы у них, братцы, как бельмо на глазу.

— А вы? — угрюмо взглянул на него Снегов.

— Я дачник, пенсионер. И тут мои старики родились, так что как бы свой. Ко мне они претензий не имеют. Я на колхозную землю рот не разеваю, кроликов не развожу, рыбу на озере если и ловлю, так удочкой… А вы, арендаторы, угроза для них, для их спокойствия. А председатель идет у них на поводу: они же выбирают его…

Катушкин бил, как говорится, в десятку, и возразить ему было трудно, вот только одного не мог понять Уланов: сочувствует Леонтий Владимирович им или злорадствует? И он напрямик спросил:

— Вот вы все правильно понимаете, что аренда — это единственное спасение нашей погибающей земли, это хлеб, мясо, продукты для страны. Объяснили бы председателю, другим, что они не правы, притесняют нас?

— Я? — округлил глаза Катушкин. — Мне как-то это и в голову не приходило.

— Что же толку от ваших разглагольствований? — усмехнулся Николай — Воры из соседского дома вещи выносят, а вы им советы даете, мол, как их лучше на телегу погрузить…

— Чего доброго и сам поможет погрузить — грабят-то не его, — ввернул Снегов, закуривая.

— Уели вы меня, братцы! — ничуть не обидевшись, рассмеялся Леонтий Владимирович, — А и верно, раз это меня лично не касается, чего и нервы зря трепать… Вот такие мы выросли в этом социалистическом обществе… Человек человеку враг.

— Мы вам не враги, — сказал Николай. — И на социалистическое общество уж не вам бы сетовать: оно дало вам все. Сами рассказывали, что как сыр в масле катались, когда в министерстве работали.

— Сейчас-то легко все и всех критиковать, — вяло возразил Катушкин. — А вы попробовали бы в те годы рот раскрыть? Были «герои», так их тут же били по заднице мешалкой — и как не было на свете человека.

— Значит, все упирается в нашу гнилую систему? — сказал Николай — Какого же черта и сейчас-то наши государственные деятели держатся за нее, если ей место, как сказал бывший президент США Рейган, на свалке истории?