Таир Али - Идрис-Мореход

Полдень. Стрелки серебряных часов, оставленных в мастерской братьев Исы и Мусы, стоят безжизненно и холодно. Над островом — шторм, и тощие кипарисы вдоль больничной ограды со скрипом гнутся до самой земли.

Просторный переулок сразу за больницей весь запружен людьми. В основном это жители соседних домов, но есть и промысловые рабочие с окраин поселка, и даже рыбаки в узнаваемых серых архалуках. У пыльной витрины, на которой бронзовой краской размашисто написано «Мастерская братьев Караевых», стоят в ряд несколько жандармов, подвода и полицейский фургон, запряженный ломовой лошадью.

Здесь, в переулке, напор ветра чуть слабее, но Идрису Халилу все равно приходится придерживать рукой офицерскую папаху. Подняв голову, он внимательно смотрит на прикрытые массивными ставнями окна над мастерской, но невольно взгляд его поднимается выше, к небу — темно–серому, почти черному, с заметным фиолетовым отливом, тяжело навалившемуся на крышу дома.

Знак беды!

— А ну! Дайте пройти! Чего стоите! — Зычным голосом для острастки кричит один из жандармов. — Шевелись!..

Пройдя сквозь расступающуюся толпу, Идрис Халил входит в подъезд и быстро поднимается по ступеням, покрытым ковровой дорожкой. На площадке второго этажа над полуприкрытой дверью горит электрическая лампочка в стеклянном абажуре.

Квартира–студия Ивана Акоповича. Чавуш проводит его из длинного коридора в гостиную.

— Вот видишь, дорогой мой друг, что творят! Собачьи дети! В центре поселка!.. Проходи! Проходи! — Говорит Мамед Рза Калантаров, встречая его на пороге.

Подходит доктор Велибеков. Пожав руку Идрису Халилу, он снимает очки и кладет их в нагрудный карман твидового пиджака.

— Ну, что там, Мурсал?

— Судя по первым признаком, смерть наступила часов шесть, а то и семь назад. То есть, на рассвете. Характер трупного окоченения ясно указывает…

— Ради Аллаха, доктор, избавь нас от этих подробностей! Просто скажи, можно его снимать или нет! Ты уже полчаса там с ним возишься! Чавуш!..

Иван Акопович со связанными за спиной руками висит на крюке люстры, прямо посередине темной гостиной, и высокие зеркала в богатых бронзовых рамах на стенах друг против друга бесконечно умножают его синее лицо с кляпом во рту. На вощеном паркете под ним — лужица.

— Так обычно случается, — начинает объяснять Велибеков, заметив взгляд Идриса Халила, — при асфиксии мышцы сфинктера и…

— Ну, я же просил тебя! — раздраженно окрикивает его Калантаров. Доктор обиженно поджимает губы и отходит в угол комнаты. Повозившись с щеколдой, он открывает ставни на окне: мерцающий свет, скользнув по зеркалам, теряется в глубине гостиной, среди кожаных диванов и пыльных ковров.

На столе — остатки ужина, недопитое вино, салфетка со следами жира, вчерашние газеты. В пепельнице несколько окурков и пробка от бутылки. Громыхая сапогами, в гостиную входят трое солдат, обмирают, перепуганные роящимися отражениями.

— Ну, что вы там стоите, дурни!? Давайте, снимайте его оттуда!

— Не приведи Аллах! — шепчет один из них, забираясь на стул, чтобы перерезать ножом веревку. Двое других держат висельника за ноги. Поминальным звоном дребезжат хрустальные подвески огромной люстры.

Ивана Акоповича вначале укладывают на пол, а затем, ухватив с двух сторон, выносят из комнаты. Хлопает дверь. Где–то в глубине квартиры настойчиво бьют часы. Два часа пополудни. За окном завывает ветер.

— А кто обнаружил тело? — Спрашивает Идрис Халил. На мгновение ему кажется, будто упругий и плотный паркет под ногами и весь дом, и даже сам остров качаются из стороны в сторону, как залитая мазутом палуба баржи.

— Тело?.. Домработница. Она приходит по утрам. Ее уже допрашивали. — Мамед Рза вскакивает с кожаного дивана и, брезгливо обойдя лужицу на полу, подходит к двери. — Да что толку! Все и без нее ясно! Куда уж яснее! Это часовщик Иса и его брат Муса, гравировщик! Пропали с ночи! Нигде их нет! Провалились в ад! Собачьи дети! Никогда они мне не нравились!.. Чавуш! Чавуш!

— Ага–начальник…

— Пусть ищут по всему острову! На пристани! У рыбаков!..

Тело не без труда спускают по лестнице, выносят из подъезда. Толпа расступается. Переложив Ивана Акоповича на подводу поверх дерюги, солдаты отходят в сторону. Коренастый жандарм достает из–за пазухи белую простыню, сложенную в несколько раз, разворачивает ее и пытается накрыть ею Ивана Акоповича, но в одно мгновенье ветер вырывает из рук тонкую материю и, подхватив, уносит прочь.