Яна Гецеу - Теория неожиданности, или Loveц ощущений

— Ян, а тебе куда ехать?

— В жопу.

— В смысле?!

— Ну, в Дему, какая нахрен, разница? — раздраженно махнула она, не выпуская моей руки.

— А, мать твою, Русый, сколько время?

— Все, п-ц, отсюда я уже не уеду, если только на Господе Боге!

— А как теперь? — вот, во мне шевельнулись горячие змеи предчувствия неожиданностей. Сердце вздрогнуло — а его не обманешь!

Да, теперь переться аж на Централку, на шестнадцатый! Блин, дома меня порвут! Поимеют! — сокрушалась она, а я подумал — вот это и я мог бы сделать! Зачем тебе родня? Посмотрел в темнеющую, сходящую в крутую черноту аллею, через которую идти до Ц. Рынка — далеко-о! — и обрадовано подумал, что время выиграно, и я смогу по дороге поговорить с ней! Yes!!

— Тебе не холодно?

— Нет, хорошо! Но вот так лучше! — Яна плотнее прижалась ко мне теплым телом, я ощутил под рукой резиновую краску на груди ее футболки «Сектор Газа». Хотя любит она больше всего «КиШ», но футболка «СГ» — дань уважения. Все–таки, сколько можно узнать о человеке, когда так доверяешь с первого взгляда. И говоря с которым не обязательно открывать рот! Если только чтобы… наши губы снова встретились, уже в который раз за ночь. Ее слюна имеет вкус сегодняшнего приключения. Сердце не обмануло меня сегодня, и все в очередной раз обернулось неслыханной удачей. Все сложилось так гладко и превосходно, что я подозреваю, как буду платить завтра за безупречность обстоятельств сегодняшних. Или, это две наши силы соединились, чтобы смести все препятствия, и ласкаться без ограничений на моей постели?

Пили пиво на балконе, и я, покурив, наконец догнался настолько, что очень просто и легко, так естественно рассказал ей все. Про неожиданности. И про изнуряющие уроки полетов. И про то, как я понял, что в них неправильно. И вот, встретил ее. Она все поняла, и молчаливо согласилась мне помочь. А я и не просил. Вот что главное — я не просил! Это основное условие.

А еще раньше она села со мной в одну маршрутку. Не договариваясь, а так само собой. И поехала не к себе, а ко мне домой. Сказала лишь, что дома будет нечто, когда мы покупали пиво, выйдя на остановке у меня в Сипухе. Позвонила в коридоре. Долго слушала излияния в трубке. Сказала, что она жива и завтра поедет сразу в институт, от подружки. «Подружка» в это время любовалась на ее хмельно сгорбленную спину, тонкие пальцы, теребящие волосы и темные полоски размазанной туши под глазами. Странно, но я не вспоминал о Светке, подумав лишь — ну и что, я же ее люблю, чего же еще! Да разве придет она вот так ко мне, ниоткуда и почти никакая? И вообще, Светка с поплывшей тушью — нонсенс! А моя Ведьма — прекрасна! Толстая, лохматая, пьяная, с размазанной косметикой — чудо из чудес! Ведь внутри она — вточь как я. Нет, еще больше я, чем я же сам, глядя на нее, я лучше понимаю себя. Так кто же она? Я не очень понял, и не хочу понимать — только бы не ушла!

Стоило Яне пройти в темноту зала с баллоном, как Владушка высунула заспанную мордень, и принялась грызть меня — какого хрена я опять нажрался, и что она меня непременно разбудит завтра в шесть тридцать, нифига не пощадив выпихнет в колледж, и т. д., и т. п. но я это слышал столько раз! Она окинула свирепым взором прихожку, наткнулась на Янкины раздолбанные берцы, и вдруг… успокоилась! Пробурчала что–то типа: «Ну–ну!», и исчезла в своей норе. Я слегка обалдел от такой любезности и заподозрил неладное, но предпочел оставить разборки до завтра, ведь меня ждала Ведьма!

Я никогда не приводил девиц при Владе — но Яна не девица, она… она ведьма. Даже эта старая скотина почувствовала это! Вот вам истинная сила!

А еще пока мы мерзли на балконе, договорились сегодня не трахаться. Мачеха за стенкой, нечего ее радовать. Да и навряд ли что–то получилось бы. Потому что она же согласится… и эти внимательные глаза будут смотреть не смаргивая, на мои мучения, убивая меня взглядом, ничтожество… и она будет знать, что я чувствую… она будет виновата моей виной… о, боже, нет!!! Встряхнул головой, немного приходя в себя — и потом, не для того ведь мы здесь вместе. А для чего? Мне начинает казаться, что даже не для моего полета (с четвертого этажа если только!). Так для чего же? Вот эта сырая ночь знает, но ведь молчит!

Мы то шепчем какую–то ерунду, то снова целуемся. Она греет руки у меня за шиворотом, я у нее на груди. Но мне ничего другого не надо, боже упаси разрушать это очарование доступной недоступности, чистейшей дружбы. Мне хорошо, так по–особенному хорошо, как бывает редко, либо не бывает совсем. И я даже больше не хочу знать, кто она мне, лишь бы эта ночь не кончалась…