Михаил Однобибл - Очередь

На столе архивщицы задребезжал телефон. Возможно, так совпало, но при позвякивании старенького аппарата шум, доносившийся снизу через пролом, стих.

«Готово», – быстро сказала архивщица, ничего не спрашивая, не объясняя, и положила трубку.

Этажом ниже начались сборы: краткие до глотания слов команды, ерзание встающих с лавки людей, бряцание железа и деревянный стук собачьих когтей по полу. Рая-архивщица подошла к учетчику, держа в руках скрученные в трубку бумаги. «Вот этапные свитки на тебя и на Риму. Она присоединится к этапу по пути. Начальник конвоя в курсе. Передашь ей этот, перевязанный красной ниткой. Твой перевязан черной». С этими словами архивщица бережно уложила свитки за отвороты одежды учетчика, на грудь.

Когда под зорким присмотром возницы учетчик вернулся во двор, его охватило ликование. Внутри райотдела казалась неотвратимой перспектива длительного заточения и вечной разлуки с Римой. И вдруг вместо бумажных мук выпал этап! Родная скитальческая стихия! Рука об руку с Римой учетчик зашагает в неизвестность среди великих загородных опасностей и великих, тут и там открывающихся возможностей, включая возможность побега. За городом, особенно в глухом дальнем нЕгороде, встречаются такие дебри, где довольно шагнуть в сторону, чтобы пропасть без следа. Да, можно было тронуться рассудком от счастья, но, конечно, учетчик изо всех сил скрывал радость. Он пока еще в городе, столько раз обманывавшем его ложными надеждами!

Партия приготовленных к отправке на этап стояла под крыльцом райотдела. Спутники учетчика резко выделялись безразличными, потухшими лицами, тогда как физиономии огромной толпы провожающих выражали жгучий голодный интерес и горькую, до слёз, жалость к уходящим. К чести остающихся учетчик ни в ком не заметил злорадства, эгоистического удовольствия оттого, что другие пойдут по этапу. В последнюю минуту перед вечной разлукой в очереди наступало примирение. Более того, на время прощания стиралась грань между очередниками и служащими, тоже пришедшими проводить незадавшихся горожан. Чопорный, помешанный на субординации город сливался в братскую массу людей, не делающих между собой различия.

На земле стояли носилки с безжизненно простертым телом. Надо же, на этап высылали и тех, кто не мог идти. Склонившаяся над носилками служащая горячо дышала в лицо лежащему, сдувала снег и терла щеки полной рукой с вросшим в палец золотым ободом. Судомойка, отыскавшая, наконец, Лихвина и соединившаяся с ним на короткое время проводов, пыталась привести его в чувство. Лихвин здорово изменился с того времени, когда учетчик видел его последний раз. Кто-то варварски, клочьями выстриг ему бороду, оголив шрам на щеке. Но еще сильнее притягивала и ранила взгляд замотанная в тряпицу кисть правой руки Лихвина. Он недавно был пойман очередью, и свинцевали его только что. Он еще не пришел в сознание после казни. Его обморок был последней преградой между ним и судомойкой, и она упорно пыталась ее преодолеть.

Но не одного Лихвина удостоили вниманием служащие. К учетчику с двух сторон протиснулись дворничиха с музейкой и заговорили наперебой. Он не сразу понял, что они просят передать Риме гостинцы. Женщины не сомневались, что она присоединится к этапу по дороге. В их просьбах, почти униженных, не было и нотки былой вражды. Они начисто забыли об огромном превосходстве над учетчиком в городской иерархии. Дворничиха в волнении наступала на обрезок конвойного ремня, она так и не отвязала его с руки, и просила учетчика положить в заплечный мешок вязаные носочки для больной ножки, лекарства и горячие пирожки. Она несколько раз повторила, что пирожки горячие, будто не понимала, что они простынут на холоде еще до отправки этапа. Музейка принесла дешевую картинку и фальшивое украшение из сувенирной лавки. Она уверяла, что эти талисманы будут хранить девушку на каверзных путях этапа. Учетчик чувствовал себя почти что гонцом авторитетки Римы. К счастью, сувениры были миниатюрными. Учетчик выслушал наставления и взял посылки.

Странное все же это было мероприятие, этап, начиная с отправки! Разношерстной компании ссыльных разрешалось нести с собой любое имущество и беспрепятственно брать передачи. Конвой грелся в райотделе и в окна следил за проводами. Однако учетчик не заметил, чтобы кто-то из партии попытался раствориться в толпе и избежать отправки. Наоборот, этапники брали снег и оттирали с ладоней номера, чтобы их нельзя было спутать с очередниками, остающимися в городе.