Евгений Москвин - Падение [Сюрреалистический роман]

II. Шахматное действо

Вечер я провел в шахматном клубе. Сотни фигур передвигались, заслоняя полированные клетки круглыми вписанными основаниями. Тренер, точно большой корабль, осторожно лавировал в узких проходах между столами, поскрипывая лакированными туфлями кремового цвета.

Белые шнурки. Белые шнурки на его туфлях. Белый и кремовый, кремовый и белый. Почему не белый и белый или кремовый и кремовый? Каждому человеку присуща эта способность — что–то не доделать до конца. Тонкие губы тренера шевелились, а кадык дергался, словно он проглотил мелкоголовую пешку; карие глаза сверкали самоуверенностью.

Иногда он подсаживался ко мне и что–то подсказывал, закуривая дорогую сигарету. Я не обращал на него никакого внимания; я снова слышал, как разговаривают вещи, теперь это были шахматные фигуры. Я уже не испытывал никакого удивления, ибо привычка пожирает великое открытие.

Я делаю ход пешкой, перемещаю ее с черной клетки на белую.

— Веер желания.

Шорох мягкой подкладки внизу, приклеенной к основанию фигуры.

Я играю белыми. Черная пешка противника, стоящая на С-5, отвечает:

— Желаний нет.

Мой противник хмурит кустистые брови и потирает большим пальцем жесткие усы. Руки его покрыты обширным волосяным покровом. Волос на его теле так много, что мне кажется, будто и внутри он состоит исключительно из них. Должно быть, он еще очень давно абстрагировался от собственных внутренностей — кишечника, сердца, почек…

Шахматные фигуры начинают разговаривать только тогда, когда до какой–нибудь из них дотрагиваешься. Сейчас это делает двенадцатилетний мальчуган, сидящий за соседним столом наискосок. Его ферзь двигается через весь квадрат доски — вдоль одной из его сторон. Сколько клеток пройдено, столько и слов:

— Верность. Прах. Гегемония. Желание. Эмпирик.

Вражеская ладья:

— Предательство.

Вражеский слон:

— Плоть.

Вражеский ферзь:

— Гнет.

Вражеский король:

— Безэмоциональная гряда.

Вражеская пешка:

— Эмпирик, — она съедена.

В дальнем углу залы расплылась навязчивая смесь дыма и бирюзы — бар с напитками.

Тренер ворочает колоннами своих кремовоботиночных ног, поднимается из–за нашего стола и идет к другим игрокам — наша партия более не доставляет ему удовольствия.

Слышен разговор двух игроков, сидящих позади меня:

— Сейчас закончим и выпьем отличного вина.

Ход слоном с F-4:

— Мята. Портал. Партер.

Белая пешка В-2:

— Мяты не существует.

Белая пешка H-3:

— Портала не существует.

Белая ладья Н-8:

— Партера не существует.

— Идет. Кто проиграет, тот и угощает.

Ухмылка.

— Договорились. Но какое вино мы будем пить?

На лицах двух собеседников свирепые отблески хохочущих эмоций.

Ход белой ладьей через все поле:

— Лак. Профиль. Ажурные берега. Песок. Заступ. Смерть. Слово.

Черная пешка В-7:

— Застывший лак.

Черная пешка Н-5:

— Недвижимый профиль.

Черная ладья:

— Штиль.

Третья черная пешка:

— Камень.

Черный конь:

— Равнина.

Черный ферзь Е-8:

— Жизнь.

Черный слон:

— Нет, — съеден.

Я оборачиваюсь к своему столу. Мой противник покручивает усы.

Я чувствую, как вибрируют его глаза, и предвижу скорую гибель его фигур.

Тренер продолжает цокать лакированными ботинками, переходя от стола к столу. Кипящий рельеф лица его подернут розовой пеленой улыбки. Я бы согласился поместить на шахматную доску вместо двух белых слонов — две его скулы. Возможно, это принесло бы удачу.

Ясовсемзапуталсявшумахсвоейголовы.

Яощущаю, какмоимозговыеизвилиныподергиваются,

словночетырехугольныестволыпустынногомолочая.

Зрачкимоихглазкакбудтоменяютсяместами–нанесколько

секундзрениепотухает. Моераспластавшеесяаморфное

сознаниерисуетневедомые, ноясныесилуэты.

Мой противник молчалив. Я всегда удивлялся тому, как сильно мы подходим друг другу. У него никогда не появляется охота со мной разговаривать, так что я всегда сажусь играть именно с ним. Скоро он опять отдаст мне партию.

Белая пешка делает ход, гонимая его волосатой рукой:

— Свет. Бирюза.

Мой ферзь:

— Гаснущий свет.

Мой слон:

— Гаснущая бирюза.

Иллюзорный, горький склон моего правого мозгового полушария озаряется внезапным соображением, появление которого я уже давно предчувствовал.