Брайан Глэнвилл - Олимпиец

Расходы Сэма оплатил Стен Линг. Они приехали вместе — Стен, Сэм, жена Стена и несколько его друзей. Рано утром вся наша четвёрка разминалась в Сентрал — Парке, и вдруг словно из–под земли вырос Сэм. Стояла прекрасная погода, очень холодная, но тихая. Кругом никого, куда ни глянь — огромные небоскрёбы, вздымаются в небо, будто ракеты. Парк был совсем не похож на Хампстед — Хит — много травы, но мало деревьев; вместо них маленькие холмики, повсюду серые камни и множество прирученных белок, так и прыгали под ногами.

После полудня мы тренировались в «Мэдисон Сквер Гардене», и когда пришёл Сэм, разразился скандал. Рон Вейн накинулся на него: «Вы не имеете права здесь находиться! Вы не закреплены за группой!»

Сэм сказал: «Я закреплён за своим бегуном». Я думал, старина Рон лопнет от злости; его лицо ищейки побагровело, он кричал: «Вам нужна только реклама! Я знаю, какие вы тут распространяете слухи! Уходите, не то я велю вывести вас отсюда!» Но Сэм совершенно спокойно ответил: «Что ж, очень жаль, мистер Вейн, что вы так к этому относитесь, я ведь приехал сюда с одной целью: помочь Айку и всей команде». А Рон на это: «Вы приехали, чтобы баламутить!» — и дальше в том же духе. Сэм стоял и смотрел на него, поднял брови и положив руки на бёдра, словно говорил: дайте знать, когда вы кончите. А когда Рон замолк, он сказал: «Разрешите мне спросить самого Айка — хочет ли он, чтобы я остался и помог?»

«Вы прекрасно знаете, что он скажет! — ответил Рон. — Мальчик слишком молод и не может знать, что для него хорошо. Говорю вам, убирайтесь, и немедленно!» Сэм посмотрел на меня с тем же выражением лица, и я сказал: «Честно говоря, мистер Вейн, если Сэм уйдёт, едва ли я смогу хорошо выступить». Тогда он повернулся ко мне и закричал: «Ты меня шантажируешь?!» А Сэм заметил: «Конечно, нет. Ведь он не сказал, что не будет выступать. Он просто не уверен, что сумеет выступить хорошо. Может, вы способны в какой–то степени контролировать тело спортсмена, но даже вы, мистер Вейн, не властны над его чувствами».

Тогда Рон помчался к вице–президенту Теду Арнольду, который держался, как обычно, в тени, и оба удалились, переговариваясь, причём Рон то и дело оборачивался и свирепо смотрел на нас. Признаюсь, меня трясло, но Сэм сказал, чтобы я не тревожился, Вейн никуда не денется. «Он больше не возьмёт меня в сборную». А Сэм заметил: «Если он перестанет брать в команду всех, с кем ссорится, у него вообще не будет команды. Я уже говорил тебе: если показываешь хорошие результаты, если выигрываешь забеги, они ничего тебе не сделают, так и надо с ними бороться». Это меня слегка успокоило, всё–таки первый раз в Нью — Йорке, всё чужое, никогда раньше не бегал в закрытом помещении, да ещё и эта канитель…

Дорожка в закрытом помещении тоже не давала мне покоя: во–первых, двенадцать кругов на милю, потом эти борта и крутой спуск с одной стороны. Не знаю, что бы я делал без Сэма. Он мне рассказал, как строить бег, что может случиться на поворотах…

Всего нас бежало шестеро. Один из них Гэтц — это меня даже ободрило, — ещё трое янки — Витали, Бейкер и Спенс и австралиец Джил. Все они пробегали милю быстрее четырёх минут, но самое главное — они часто бегали в закрытых помещениях, которых было много в Штатах и мало в Англии. Трое показывали лучшее время, чем я, но Сэм сказал, что волноваться нечего, то было в Калифорнии, там помогают сами условия, и если сравнивать с Уайт — Сити, можно им смело набросить пару секунд. Перед забегом Сэм всегда успокоит.

«Мэдисон Сквер Гарден» произвёл на меня гнетущее впечатление — темно, холодно, тихо, вокруг тысячи пустых мест — до самой крыши. А когда здесь полный зал народу… Мне становилось совсем не по себе…

Забег оказался сущим кошмаром, ещё хуже, чем в Лейпциге. Там толпа хоть и освистывала, но издалека, а здесь она просто нависала над тобой, да и язык я понимал, все насмешливые выкрики. Но одно было лучше, чем в Лейпциге, — здесь был Сэм, боюсь, без него я бы пропал. Он стоял у края дорожки, напротив старта, на обычном месте, а когда я его не видел, слышал его громкие выкрики, он меня подбадривал, но время по кругам не давал — их же двенадцать, — хотя, вообще–то, когда знаешь время, то лучше представляешь, как бежишь.

На двенадцатом круге я оказался последним, сразу после Джила — австралийца. Услышал крик Сэма: «Пошёл, пошёл!» Бог знает, откуда взялись силы — наверное, среагировал автоматически, как всегда в лесопарке… Я обогнал Джила, потом Бейкера; толпа ревела, а я думал: «Сейчас вы у меня попляшете!» На последнем повороте я обогнал ещё одного и пришёл третьим. Думал, сейчас умру. Меня шатало, но тут подскочил Сэм и сказал: «Ладно, ладно, зато финишировал отлично». Время я показал паршивое — 4.04, самому себе был противен, но Сэм сказал, что под конец я чего–то добился, а это лучше, чем хорошо начать и плохо кончить.