Грэм Джойс - Темная сестра

Несмотря ни на что, дети были в полном порядке, когда Анита привезла их. Она сняла пальто и села, не дожидаясь приглашения. Не было еще и шести часов, но Анита выглядела так, словно оделась для праздничного вечера.

— Ты куда-то идешь сегодня? — спросил Алекс, протягивая ей бокал вина.

— Нет. Почему ты так решил?

— Даже не знаю.

Алекс не видел Аниту с того самого обеда у них дома, и теперь она напомнила ему о своей соблазнительной привлекательности. Она легко откинулась на диван и скрестила длинные ноги. Прозрачный нейлон ее колготок издал свистящий звук.

— О, да у вас настоящий камин, — заметила она.

— А, этот. Да.

— Уютно и романтично. Камин.

— Ты находишь? Пожалуй, что так.

Она поставила бокал.

— Что нового?

Он сделал глубокий вдох.

— Мэгги хочет записаться на курс в университете. А я этого не хочу, и она теперь ищет всякие способы меня наказать.

Анита хотела ответить, но внезапно на пороге появилась Мэгги.

— Мэгги! А мы как раз о тебе говорили.

— Я слышала. Привет, Анита.

Расстегнув плащ, Мэгги села и взяла журнал.

— Мы беспокоились о тебе. У тебя все нормально?

— А разве может быть иначе?

— Анита забрала Эми из школы, — спокойно произнес Алекс. — И Сэма она тоже забрала. Мэри звонила сюда полдня, чтобы узнать, в чем дело.

— С детьми все в порядке?

— Дети в норме, — ответила Анита.

— Ну, тогда все в порядке, — сказала Мэгги, глядя на Алекса. — Не правда ли?

Анита уехала, и супруги вышли из дому.

— Надо землю в саду перекопать. А еще нам нужен пруд, — объявила Мэгги.

— Что? — спросил Алекс.

— Я хочу выращивать в саду травы. Чтобы у нас были собственные травы. Много трав.

— О каких еще травах ты, черт подери, толкуешь? Где тебя полдня носило?

— И мне нужны деньги на разный садовый инвентарь.

— Проклятье! А тебе обязательно было грубить Аните?

— Мне она не нравится.

— Это было более чем заметно.

— Неужели ты не видишь, чего она ждала? Хотела полюбоваться, как мы ссоримся.

— Анита — наш друг.

— Точнее говоря, твой друг. Еще точнее — жена твоего друга.

— Она присматривала за Эми и Сэмом, пока тебя где-то носило, мамочка.

— Это больше не повторится.

— Ты наконец скажешь мне, где была?

Мэгги развернулась и посмотрела Алексу в глаза.

— У меня состоялся разговор. С собой. Я кое-что выяснила. Выяснила, к примеру, что ты меня не любишь.

— Ну вот опять двадцать пять. Опять.

— Ты хочешь только одного — чтобы я тебе принадлежала. Тебе никак не смириться с мыслью, что у меня может быть своя жизнь. Мне не позволено иметь свою жизнь. Я ведь всего лишь довесок к твоему собственному миру.

— Старая песня.

— А еще я выяснила, что нам, черт возьми, позарез нужен пруд в саду.

Вне себя от возмущения Алекс посмотрел наверх. Он увидел, что Эми и Сэм наблюдают за ними из окна спальни.

— Нет, ты только взгляни! Взгляни на этих детей! Неудивительно, что у них все наперекосяк и они такие испорченные, и жалкие, и несчастные, с такой-то матерью, которая то исчезает, то появляется, не говоря ни слова! Только посмотри на них!

И Алекс бросился в дом.

Мэгги взглянула на детей, они отпрянули от окна. Испорченные, и жалкие, и несчастные... Она знала, что Алекс говорит вовсе не о детях — он описывал их самих.

Она обернулась и увидела, что на столбе сидит птица. Это был черный дрозд; он сидел неподвижно, склонив голову набок, точно прислушивался. Мэгги долго смотрела на дрозда, пока тот не улетел.

Тем вечером положение дел стало еще хуже. Супруги не обменялись ни единым словом, и Алекс постелил себе на диване.

В тревожной темноте Мэгги не могла уснуть. Она была взволнована, в голове роились беспокойные мысли, слишком невнятные, чтобы в них разобраться. Все еще испытывая головокружение после эпизода в лесу, она никак не могла отвлечься от того, что там случилось. С одной стороны, это можно было описать в двух словах: она просто слушала. Вот и все, что произошло. Не больше и не меньше. С другой стороны, такое происходило с ней впервые в жизни, и она обнаружила, что обычные звуки окружающего мира скрывают нечто другое.

Первой переменой в ощущениях Мэгги было какое-то чудесное размягчение. Ее раздражительность растворилась в умиротворенной атмосфере леса, перед глазами у нее расплывались образы деревьев, ветвей, папоротника, трав, а укрывавшие землю прелые листья напоминали шелковистый ковер. Все стало более мягким. Тишина, царившая здесь, сгустилась невероятно, и даже когда лесной голубь рискнул ее нарушить, шум крыльев и трепетание веток казались приглушенными и далекими.