Александр Грог - Время своих войн 3-4

— Евроблядство! Мне не все равно в какой земле лежать, — говорит, вдруг, Сашка — Сорока, с силой воткнув лопату.

— Ты не золото, чтобы тебя откапывать, — упрекает Михаил.

— Пусть!

— Не всякая пуля в кость, иная и по–пустому… — утешает Михаил.

— В голову, например! — кусает Сашка, имея ввиду отнюдь не свою собственную.

— Ха! — отмахивается, нисколько не озаботившись, Михаил.

— Извилина требует героизма, а у меня на него аллергия, — жалуется Сашка.

— На Извилину?

— На героизм!

— Понятно.

Действительно, понятно… Война — это работа. Героизм на работе противопоказан. Это то самое исключение, которое говорит о недостаточном собственном профессионализме.

Насколько профессионально решена задача, настолько же исключено, что приложением к этому потребуется героизм. Потому как, к нему, героизму, обязательно нужна еще и удача, в «его поле» можно оставаться живым лишь ограниченное количество времени. За «авось» долго не удержишься — оно скользкое, капризное, и «небось» ему не в подмогу.

Но исключения все–таки бывают. Случаются задачи запредельные, не на грани возможностей, а сверх их, вот тогда–то, да разве что… Вот, к примеру, Извилина предлагает пустить «встречный пал» — встречную войну. А тут авось, да небось так заведут — хоть брось!

Раньше такого не мыслили: «где сорвалось — где удалось», получиться должно было везде, цена всякому невыполнению — жизнь. Если «объект не сдан», значит, исполнитель погиб на нем. Это не просто правила профессии, это сама профессия. А сейчас придется пройти даже не по грани, а за гранью.

Впрочем, такое и раньше случалось. Интернациональный долг — это понятно, но вот какая штука — если не на защиту собственного угла, то как–то… Ну, не кушается, и все тут! Желания кровь пролить — вялые, да и в собственных жилах кровь вялая, не кипит. Одно хорошо — можно с теми профессионалами схлестнуть, с которыми по–другому только в Большой войне. Все–ж–таки учеба. И въевшееся в память о главной задаче, той, до которой тебе положено жить, на которую выращен. Умри, но живи! Вот и живешь от учебы до учебы. Африка, Азия… — пусть некоторые то брожение войнами и называют, но оно — то самое — учеба.

Если вдуматься, так для всего света учеба, только свет, ни весь, ни кусочком, где это безобразие происходит, учиться не желает, и даже не мыслит. Потому «Большой Войне» опять быть. Проси у волка совести на последнюю овцу! Извилина, вот, уверен, что уже началась, только пока вялотякущая, как шизофрения, до общего психоза еще не дотопали…

Вершина подготовки не тир и не спортзал — жизнь в ее многообразии, и тут уж как кому повезет… или не повезет. Лучше всего обучаешься и закрепляешь навыки сам, когда учишь кого–нибудь другого. Превращались в действующих военных инструкторов по разведывательной и диверсионной, но помнили древнее, возведенное в устав еще во времена Суворовских походов: «Хорошем стрелку в атаку не ходить, а с расстояния искать — какой пользы может сделать…»

И муху убить, так руки умыть. С человека не отмоешься — государство отмывает, выполаскивает во всех словесных водах. Последней — святой. Что подвиг на его защиту — свят. Вот сейчас, при новых для себя обстоятельствах, чуточку стремно. «Мертвые срама неймут» — это понятно. Но сверхзадача здесь такая, чтобы пусть мертвый, а как бы и живой остался — делом своим! И сам ты, пусть безымянным, безадресным, но при нем вечно, пока само дело живет. Впрочем, адрес известен — Россия. Это как мостки через реку рубленые…

Долгая дума — лишняя скорбь.

«Второй» и «Третий» не сговариваясь, мыслят в унисон, понимая, что прошли свою «точку возвращения», тот рубеж, за которым повернуть нельзя. Не поймут. То есть, поймут, но поймут неправильно, да и их уход сделает невозможным операцию в целом, и даже гением Извилины вряд ли можно будет что–то поправить.

Готовили к захвату и уничтожению мобильных оперативно–тактических ракет с ядерным зарядом «малой мощности» (всего лишь — пяток Хиросим). Попутно обычным диверсионным операциям — в основном на транспортных магистралях. Но первоочередная задача, конечно же — РСМД — ракеты средней и малой дальности, передвижные комплексы. Нормальная мужская работа, достойная гордости. Со сдачей государства данный опыт подготовки был объявлен ненужным, поскольку противник, имеющий подобные «игрушки», не являлся больше врагом по определению. Системы подготовки признали едва ли не вредными. Чем дальше, тем больше. Переводы, переформирования, увольнения инициативных, умеющих думать с ходу, анализировать… Пока постепенно не превратили в некие элитарные карательные подразделения, выполняющие чисто полицейские задачи. Работа против партизанских формирований их же методами не только не может являться предметом гордости, но и проблемы решить не в состоянии. Партизанщину можно уничтожить только политически, создав ситуацию, когда она невыгодна населению. Можно побывать во многих странах, практиковаться, передавать свой опыт, перенимать чужой, но если однажды посетила такая мысль, от нее уже не отвязаться. Это из раннего спецназа. Поздний спецназ изначально готовится карать оппозицию, ему незнакомо осознание гордости, что ты готовишься — и готов! — для одного единственного дела, шансов уцелеть после которого у тебя нет почти никаких. Но дело того стоит. Ты берешь один «Першинг», и этим спасаешь тысячи жизней. Существенная разница от того, что берешь караван с рухлядью, потому как в штабе от тебя требуют материального подтверждения «разработанной операции», трофеев требуют, и большие восторги вызывают трофеи бытовые — шматье, да техника. Завалишь караван, включая верблюдов, а потом разбираешь, что собственно переправляли. Чаще бытовое было. Пуштуны всегда торговали, переправляли все, что только пользуется спросом, это образ жизни такой. И оружие при себе имели во все времена, значит, акцию всегда можно оправдать. Конец спецназа «пластунов» — «охотников за Першингами», его профанация, начинался с «расцвета дел спецназа, разведрот и их сводных в Афгане»… Была отсекли возможность подготовки действительно крепких специалистов — «внешнеков» по Европе. Причем самым обычным или в данном случае — необычным образом. Не можешь уничтожить идею? Создай переизбыток, с удешевлением целей, личных знаний и подготовки, дезориентацией, нарушением преемственности, многообразием методов, а по существу — разбросом.