— И где у них командир? — спрашивает Петька, у которого тут же возникают определенные ассоциации.
— Везде!
— Куда же бить при случае? — удивляется Петька.
— Никуда. Как бы не ударил — ударишь по себе.
— Но бить надо?
— Надо!
— Не по тем? — догадывается Миша.
— Не по тем — подтверждает Сергей.
— Хитро задумано, — скребет затылок Леха.
— Это, чтобы по себе не ударить? — уточняет Миша.
— В России такого не бывает, чтобы бить, и по себе не ударить, — ворчит Седой — непонятно когда подошел, с какого момента слушал, но как всегда, выделил главное.
— А если не в самой России? — спрашивает Миша и исключительно удачно добавляет незнакомое ему слово. — Гипотетически?
— К ногтю! — заявляет Леха. — Всех к ногтю!
— Нет такого закона!
— Подлежат уничтожению, согласно завету Невского: «Кто с мечом к нам придет, того на тот самый меч и насадим!» — упрямится Леха. — Это главенство закона над всеми другими, и не потому, что авторитет его непререкаем, а потому, что соответствует нашей животной логике. Мы для них ведь кто? Не человеки вовсе, а гои — говорящие животные! Что ж, тогда ставится вопрос выживания нас как вида. Или рассчитываете, в свою Красную Книгу занесут? Они в нашем доме, в нашей норе–берлоге с обнаженными мечами, тычат направо и налево, чего же еще? Не огрызаться? Руку лизать, которая тебя уничтожает?
— Теми же методами? — скребет затылок Миша — Беспредел. — Не выборочно?
Михаил подстать своему размеру, ставит слова стоймя, роняет бревнышками, и падают они всякий раз как попало…
— Почему нет? — удивляется Леха. — Это, что же, теперь и воду не пить, если в ней рыбы трахаются?..
— Все понятно, «Чапаев», — жалобится Казак, — одно непонятно — а где же тут сионист на лихом коне?
Сергей — Извилина стряхивает руки, тщательно обтирает о штаны, сует в куль с мукой и принимается щедро посыпать по столу, по всей его ширине.
— Это — твои сионисты, что мука…
— Ну вот, теперь опять стол мыть, — говорит Миша — Беспредел, и не удерживается, чтобы переспросить: — Сионисты — это мука картофельная?
— Конечный продукт, — говорит Извилина.
— Конечный продукт — это говно! — возражает Замполит.
— Разносортица среди евреев заведена именно сионистами и сохраняется до сих пор, — объясняет Извилина. — Те из них, что жили среди славян, идут даже не вторым, а третьим сортом. Те, кто занимался трудом, а не составлял паразитический класс посредников или управленцев, плюс, как сегодня, аналитиков, телекомментаторов или эстрадников, чтобы высмеивать и издеваться над людьми той страны, где прижились, за счет которых кормятся, эти, по их понятиям, вовсе не картофель.
— А что?
— Топинамбур! Как не искореняй, везде прорастет для всеобщей пользы. Это меня с евреями как раз и примеряет, — поясняет Извилина. — Топинамбур — это стратегический запас дней голодных.
— Тут только одна закавыка — сколько его не жри, все равно с голоду умрешь. Но зато с чувством сытости! — говорит Леха. — Извилина, заканчивай свои аллегории, башка начинает болеть!
— Фокус заключается в том, что после разгрома немцев под Москвой, после Сталинграда, после того, как стало ясно, что Роммелю в Северной Африке до Палестины не добраться, сионисты окончательно разорвали договор с Гитлером и перезаключили его уже со Сталиным. Дальше, как итог, под давлением Сталина, основание государства Израиль, в котором ему, как отцу–основателю почему–то памятника до сих пор не поставили, а определили жертвенным козлом, вроде того, на которых было принято «вешать» все грехи племени и отправлять в пустыню, этим очищаясь. То же проделали с Гитлером, но сразу. И только сегодня самого Сталина с ним взялись уравнивать, когда последние живые свидетели времени исчезли, и само время потребовалось опохабить.
Существовал ли письменный договор со Сталиным или нет? — одновременно думает Извилина. — Когда это произошло? Скорее всего не в первый, самый тяжелый год войны, а когда стало ясно, что государство русское во главе с гением, гением необыкновенным для своего времени, восточным, изворотливым, способным к самообучению во всех областях, явило способность сломать хребет очередному походу Европы на Восток. И кому, как не ему еврейство обязано возникновением собственного государства? И кого, как не его, ненавидит они столь страстно? Нарушили какие–то пункты договора?..
Извилина исходил из мысли, что — «да». Благодарность не была отличительной чертой евреев (трудно быть благодарным, имея длинную память), а аппетиты и жажда власти, желание быть наверху, выделиться не по собственному таланту, а любыми средствами, превосходили все мыслимые стандарты. Обладая удивительным свойством — не замечать собственных преступлений, а когда это невозможно, тут же записывать их на чужой счет, карабкаться наверх, подтягивая соплеменников, какими бы качествами они не обладали — исключительно по собственной «партийной принадлежности»: по факту общей крови и прожженного цинизма.
Читать дальше