— Хотенье причину всегда найдет. Только тебе и радуются. При родителях получил бы гарбуза, шельмец!
— Всякому добру нужен хозяин.
— Не всяк, что на хозяйстве, хозяйствовать умеет! До них за кем–нибудь ухаживал?
— Вот те крест — только за скотиной! — уверяет Седой и тут же сомневается — Или тебя тоже считать?
— А тряпкой по роже?
Малый смех — не велик грех…
— Когда женщина молчит, слушал бы ее и слушал.
— Ладно баюкаешь, а сон не берет.
— Не всяк орущий имеет право голоса!
— И про вашу спесь пословица есть!
— Свободу тебе выбора типуна на язык!..
Пошли бодаться присказками. Пелагея Седому каким–то боком родня, но едва ли погодка — помнит его еще босоногим, пытается наставлять и сейчас, и оба, словно с того времени не могут и остановиться, отставить детство, продолжают давнюю нескончаемую игру–спор, к всему лепя определения, которые по негласному уговору нельзя повторять. Русский язык богат, как никакой другой, и вероятно лишь по причине того, что его невозможно обокрасть, его убивают, словно все еще работают «расстрельные тройки» Троцкого, тайком изымая, приговаривая, пряча слова навсегда — без права обжалования, «без права переписки».
Седой возвратившись домой, первым делом снимает с полки один из толстых, тяжелых, еще дореволюционных томов словаря Даля, открывает наугад — любой странице, и погружается в полузабытые слова, наслаждаясь их простой ясной красотой и силой. И словно впитывает с ними в себя их здоровье, дух и мощь.
Русский язык благодатный, мягкий, озорной, щедрый, бесхитростный, чистый, гибкий, искрометный, насмешливый, образный, роскошный, свободный, усладительный, сочный, чудный, горячий, сердечный, мятежный…
— Молвя правду, правду и чини!
— Твоя давно в починке нуждается!
— Велик кулаками, да узенек плечами!
— Модная пенка с постных щей!
— Пряди свою пряжу!..
Русский язык: язвительный, свежий, мощный, богатый, неповторимый, дерзкий, крепкий, многогранный, самобытный, острый, естественный, народный…
— С благим концом я к вам, Пелагея Абрамовна!
— Не выкобенивайся! По делу, али как?
— Договорился я — деньги «на сиротство» будут перечисляться. Пока в конвертах, потом, если будет в государстве порядок, то переводами, либо на сбережение, с которого рекомендую снимать сразу. Это пенсия за цвет.
— Как это? — озадачивается Пелагея
— Цвет у них к нашим местам неподходящий. Слишком броский, если днем на снегу. Вот за это и будут платить — с черного фонда. Паспорта им привез. Пока временные, но не придраться.
— Опять уезжаешь? — угадывает происходящее Пелагея. — Куда собрался, кобель старый? Не нагулялся? Если в Африку — не надумай еще оттуда везти! Люди не поймут!
Седой, будто не замечая неумного бабьего вмешательства в мужские дела, терпеливо продолжает про свое официальное.
— Свою избу и заимку на них переписал. Пропаду — пусть живут. Еще… Нет, до чего же глазу приятно! — заглядывается Седой. — По темному–то их не разглядишь. Когда любоваться?
— Не фиг по ночам на сеновале…
Седой первым делом выучил фразе: «Люби нас черненькими, а беленькими всяк полюбит!», слушал ее всякий раз с удовольствием, и поступал согласно ей. Весна всякого червяка живит, включая того, что в штанах, но в это лето Седой сам себе удивлялся, словно настала весна для него. Пусть трижды в год лета не бывает, и «Бабье лето» тоже не лето — так, всплеск природы, который, как у всякой бабы, может быть, а может и не быть, но «Лето мужика» — дело особое, малоизученное. Черненьких радовал, сам радовался…
— А когда еще? — удивляется Седой. — И где? От сена самый дух и здоровье. Для чего, ты думаешь, тебе на Семеновских гривах было выкошено, сушено и свезено? Ведь, много ближе есть, да хотя бы у самого дома — смотри какое травье!
— Делать тебе не хрен!
— Делов, я тебе скажу, по самый хрен, — лениво отбрехивается Седой, глядя как Уголек окатывает Сажу с ковшика. — Но помочь надо… В смысле — «ему». Очень полезное сенцо. Жаль, сроку у него до полугода — эффект слабеет. Так что, уже в зиму скармливай скотине, не сомневайся. А хочешь — сама ешь!
Лениво перехватывает руку с тряпкой.
— Не замай! Авторитету уронение не позволю… Испортишь девок!
И уже совсем серьезно.
— Призываются на службу, тут как хошь! И короче, ты помаленьку заканчивай свое фазендное рабоимение — им переселяться.
— Не круто забираете?
— По уставу!
— Это Домострою, что ли?
На такое Седой способен вжарить не хуже иного профессора:
Читать дальше