Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

— Война?

— Нет. Она, как раз, под контролем, — собеседник выпустил вверх густой клубок дыма. — Любая, в любой точке земного шара.

— Ты меня интригуешь, — женщина прищурила зеленые глаза, повертела в руках замысловатую серебряную зажигалку, с которой не расставалась.

— Абсолютно не думаю. Если интересно, попробую растолковать. — пожав плечами, снисходительно ухмыльнулся мужчина. Заметив утвердительный кивок, продолжил. — Как бы то ни было, человечество со своими правителями уже определилось. Ясно, какая нация — народность, страна–республика занимают первое место. Кто из них второе, кто третье, кто вообще на низшей, а кто на высшей ступени развития. А вот матушку природу обуздать до сих пор не удается. Примером тому может послужить недавнее наводнение в юго–восточной Азии, когда за считанные минуты погибло больше четверти миллиона человек.

Уйдя в себя, женщина зябко передернула плечами. Над столом не надолго зависло молчание, насторожившее собеседника.

— Мне страшно до сих пор. Ничто, никакая мышиная возня, не стоят тех трагических мгновений, — тихо сказала она. — Наверное, так начинался описанный в Библии потоп.

— Тогда на этой теме ставим точку, — с беспокойством взглянув на нее, свернул рассуждения мужчина. Стряхнув пепел, некоторое время бегал глазами по предметам на веранде, не зная, на чем задержаться. Спросил. — Кстати, ты когда–нибудь фотографировалась у стены любви? Я имею ввиду предыдущие твои приезды сюда.

— У какой стены любви? — подняла голову женщина. Натянуто улыбнулась. — О чем ты хочешь намекнуть?

— О стене любви и толкую, — заметив ее оживление, заторопился мужчина. — Она всего в тройке кварталов от нашей гостиницы. На ней на всех языках мира написаны признания в любви человека к человеку, мужчины к женщине. И наоборот. И только в любви.

— Господи, я подумала, что у тебя крыша съехала, — облегченно вздохнув, рассмеялась собеседница. — В Амстере есть улица Красных фонарей. По ней я бродила не раз. А в Париже…

— Я имел ввиду не это!

— Поняла. Конечно, в первый же приезд, — с готовностью закивала она головой. — На этой стене среди прочих есть надпись, скорее всего, на индейском языке. «Нимицтлацотла», кажется. Забавная такая.

— А мне запомнилась на белорусском — «Я кахаю цябе». И еще «Церетлек». На турецком, наверное.

— Озадачил, милый, — вновь расхохоталась женщина. — Не знаю, почему мелькнула мысль о Елисейских полях с мраморным фронтоном одного из зданий, где со времен Марии Медичи проживала и тасовалась аристократическая знать, — вытащив из дамской сумочки кружевной платочек, она под довольным взглядом партнера вытерла выступившие слезы. — Этот проспект в Париже имеет такое же значение, как Невский в Питере, Арбат в Москве. Сад Тюильри, улица Риволи, Гран Кур. Кажется, недавно я бродила между каменными цветами из древних строений. Площадь Клемансо, кони Марли скульптора Гийома Кусту, бесподобный вид на мост Александра Третьего. Большой и Малый дворцы… Это же променадные места. В том числе и парижской богемы.

— В том числе и… Не ожидал, что ты такая озабоченная, — надув щеки, озорно подмигнул собеседник, имея ввиду первоначальное замешательство собеседницы.

— Сама опешила, — согласилась подружка. Сложила платочек обратно в сумочку. — Кстати, не пора ли нам снова окунуться в историю о Докаюроне? Ведь ты обещал, — напомнила она о договоре. — К тому же, солнце зашло за базилику Сакре Кёр, художники в черных беретах сложили мольберты. Монмартр накрывают вечерние тени, по моему, самое подходящее время.

— Не возражаю, — поудобнее устраиваясь в складном кресле, признал доводы справедливыми мужчина. Он был рад, что сумел увести не слишком приятный разговор о своих делах, о политике, о мировых катастрофах в сторону. Он любил эту женщину, был счастлив, что она не отказалась полететь с ним. Протянув руку, взял прохладный кубок. — Один живительный глоток вина из рукотворного патира, и я готов продолжить повесть о сексуальной любви мужчины к женщине. Хоть до завтрашней зари.

— Так напрягаться не стоит, дорогой. Достаточно послушать до первой звезды, — лукаво повела продолговатыми очами собеседница. Не преминула подзадорить. — А потом ты вспомнишь о моей озабоченности.

— О-о, об этом обязательно…

…Итак, до самого утра Дока не мог придти в себя от охватившего его замешательства, связанного с тем, что член перестал реагировать на что бы то ни было. Он словно омертвел…