Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— По палатам, по палатам, скоты, — бегал по коридору молодой краснощекий санитар, раздавая затрещины направо и налево. — Сейчас буду шмон наводить. У кого найду нож — убью, ублюдки.

Все отделение притихло. Придурки сунулись носами в подушки, алкаши накрылись тонкими дырявыми покрывалами. Тишину разрывал лишь хрип допотопного магнитофона да долгие вякания блюющей медсестры. Часа через два нож нашелся, оказывается, он просто завалился под стол. Да и кто бы посмел переступить порог в кабинет, когда до туалета пройти было небезопасно. Находка ознаменовалась взрывом хохота, звоном стаканов. Потихоньку пробравшись в палату, я лег на кровать, попытался заснуть. Но мысли, мысли… Даже к придуркам, не говоря об алкашах, через каждые два — три дня приезжали родственники. Ко мне за все время нахождения здесь — никого.

В десять часов утра позвали в кабинет заведующего. Врач долго перебирал бумажки на столе. Найдя нужную, что–то дописал, отложил в сторону:

— Все, уважаемый писатель, — холодно улыбнулся он. — Можешь идти в кладовку за вещами. Если требуется справка из нашего заведения, секретарша выпишет.

— Требуется, — кивнул я, подумав, что триста рублей заплачу за дорогу, а семьсот останется на полбуханки хлеба. — Благодарю за внимание, за лечение.

— Какое лечение. — отмахнулся он. — Мы люди не глупые, понимаем. Простых таблеток дефицит, не говоря о постельных принадлежностях, об одежде. Больных кормим перловым супом с пшенной кашей из прошлогодних запасов, вонючим минтаем. Денег не выделяют, медперсонал получает по восемьдесят — сто двадцать тысяч рублей в месяц. Поэтому и воруют, что под руку попадется. Работы в поселке тоже не найдешь, чтобы пополнить семейный бюджет.

— Финансы уплывают в неизвестных направлениях — согласился я.

— Вот именно. Так ты все понял? Запомнил?

— Боюсь оглядываться назад.

— Надеюсь, человек, вроде, серьезный. Больше не попадай.

— Благодарю еще раз.

Выписали нас двоих с молодым парнем с Западного жилого массива. К нему как раз приехала жена. Я успел запастись пластмассовой бутылью чая, несколькими кусками хлеба. Вместе сходили в кладовку на противоположной стороне от морга. Когда получил одежду, невольно втянул голову в плечи. Рубашка грязная, брюки рваные, тапочки. Ни носков, ни ремня. Спортивные штаны, подобранные молдаванином, показались куда приличнее. Решил ехать в них. Освобождающиеся обычно отдавали одежду наряженным в разношерстное рванье остающимся больным. Со вчерашнего дня клиенты ходили по пятам за мной. Но что делать, кроме курточки со шлепанцами делиться больше нечем. Проглотив пару выпрошенных у медсестры на дорогу успокоительных таблеток, я попрощался с печальным контингентом.

— Не пей, — в один голос повторяли все. — Стань человеком.

Молдаванин грустно усмехнулся, ему предстояло отобрать из доходяг наиболее прыткого помощника. За спиной с грохотом захлопнулась железная решетчатая дверь, лязгнул засов.

Мы долго стояли на автобусной остановке. Водители автобусов отказывались впускать в салон «придурков» со справками, по которым можно было доехать всего за триста рублей. Пришло время обеда, под ложечкой засосало. Привыкший жрать по две порции за один присест, я невольно оглянулся назад. Очередной водитель сказал, что подгонит автобус лишь в два часа дня. Многочисленные родственники с выписавшимися потянулись пешком к новочеркасской трассе, проходящей километрах в пяти от Ковалевки. Я развернулся и потопал на кухню. Выложив кухарке бред сивой кобылы о работах за пределами психбольницы, подучил миску холодной молочной лапши и целую тарелку каши с полбуханкой хлеба. На третье налили кружку горячего сладкого чая. Поверили. Впрочем, внешний мой вид говорил сам за себя. Наложили каши и несуществующему напарнику. Тарелку я отнес молодому парню с женой, успевшим наглотаться наркотических каликов. В благодарность они угостили вареным яйцом с несколькими кусочками полукопченой колбасы и котлетой. Живот потяжелел. Нормально, на день зарядился.

Автобус подошел только в три часа дня. Водитель строго предупредил, что со справками не возьмет. Жена парня порылась в сумочке, наскребла три тысячи мелкими купюрами. Повиляв по проселочным дорогам, автобус выскочил на скоростную трассу, с мангалами, коммерческими ларьками по бокам. Изредка мимо проносились милицейские посты с вооруженными автоматами постовыми. Вот и родной Ростов. Аэропорт, второй поселок Орджоникидзе, Сельмаш. Перед выходом из салона парень обернулся ко мне, быстро сунул в карман рубашки тысячу рублей, початую пачку «Нашей марки». На дорожку.