Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Юле? У нее квартира есть, — недоверчиво ухмыльнулся парень с холодным выражением лица. — Лапшу вешаешь, писатель.

— Не Юле, а Наташе, — соображая, что меня давно прощупали, и что мужчина заказчик, похолодел я. — Наталье, понял? Ей девятнадцатый год. А всего детей пятеро, три дочери и два сына.

— Плодовитый… Ладно, замнем. Давай лучше вмажем.

Потом был еще день, когда я очнулся от тихого разговора. Приподнявшись на кровати, с удивлением обнаружил, что в комнате полно молодых парней и девчат. На засранном столе батарея бутылок, объедки, крутыми валами сигаретный дым поднимался к потолку. Я поднялся, придвинул к себе освобожденный кем–то стул. Их было много, полупьяных, крепких ребят. В незакрытую дверь то и дело выходили и входили новые.

— Наливай, — не понимая, как они очутились здесь, потребовал я, нутром чувствуя, что одно неосторожное слово или движение могут стать последними. Мне подвинули наполовину наполненный стакан. Зацепив его дрожащей рукой и глотнув, я сразу понял, что это простая вода.

— Нету, — развел руками подававший стакан. — У тебя нигде не завалялось лишнего червонца?

— Думаю, у вас было достаточно времени поискать, — насильно улыбнулся я. — И угостить хозяина не водой, а чем покрепче.

— Плесни, — разрешил кто–то сбоку.

И снова провал. Ни соседа, ни Андрея. В тот раз ничего не взяли, разве только то, что лежало не на виду.

Я валялся на кровати без мыслей, без чувств. Скоро утро смешалось с вечером, день с ночью. Приходили два оперативника из районного отделения милиции, задавали странные на мой взгляд вопросы. В основном их интересовало, откуда у меня доллары, имеются ли паспорта на украденные магнитофон и телевизор, на фотоаппараты. Не вставая, я указывал, где лежат бумаги, про доллары пояснил, что на раскрутку брал у брата, у дочери. Они действительно как–то продали в общей сложности баксов пятьсот. Бывшая жена часто ездила в Турцию за тряпками, иногда отстегивала баксы дочери, а брат был известным коммерсантом в Козельске, председателем кооператива. Остальные приобрел по сотке в банке, крутился на ваучерах. Как только набиралась нужная сумма от продажи чеков, вкладывал ее в доллары, потому что они постоянно растут. Знал ли я кого из друзей сына соседа? Да, одного. Он жил в нашем подъезде на третьем этаже. Потом его мать разменяла квартиру. А где они сейчас, вам, ребята, вычислить легче. У вас картотеки, прямые связи с паспортным столом, а у меня даже документы украли. Это ваша работа, за которую вам платят. С меня тоже не раз сдирали некоторые суммы на муниципальную милицию. Работайте, не ленитесь. А-а, у вас таких краж по десятку на дню, не успеваете. Но я твердо помню. Кто был в тот момент, когда исчезли деньги. Скажу больше, что думаю сам. Когда я вырубился, сосед открыл дверь сыну, и тот с друзьями выгреб из сумки все подчистую, не забыв снять с моей руки даже японские часы. Сынок соседа после этого забегал с корешком, тоже спрашивал, кто у меня был. Я сказал, что он с отцом и Андрей. В этот же день обокрали и бывшего зятя соседа, забрали электрогитару, усилитель, колонки, еще что–то. Так что, дело одних рук, вам остается только поинтересоваться, где живет сожительница сына соседа, которая родила от него ребенка, и в каком месте Ростова осел друг сынка и его бывший отец. Дома украденное они держать не будут.

Посещения оперативников прекратились. Запомнились их беспомощность и сочувствующие взгляды. Понятно, ни денег, ни вещей теперь не видать как собственных ушей.

Прошло десять дней. Я уже не вставал даже за тем, чтобы попить из крана воды. Засунутую в почтовый ящик на двери газету не было сил читать. Просто лежал и все. Наступил сумрачный вечер. Простучали каблуками по лестнице возвратившиеся с работы жильцы. Никто из них так и не удосужился проведать, хотя до этого постоянно бегали то за деньгами, то за отверткой, то за лампочкой в подъезд. Надвигалась тихая ночь. На площадке перед дверью послышалась возня. Затем четкие негромкие голоса:

— Не выходил?

— Ни разу.

— Может, копыта откинул? Где ребята?

— На улице.

— Погнали, сейчас обсудим.

Кто–то подергал за ручку и шаги удалились. Я вяло подумал, что это конец. Рядом с кроватью валялось остро заточенное длинное долото. Хватит ли сил порешить хотя бы одного шакала, нанести точный удар, пока они не набросятся озверевшей стаей. Надо, тогда кто–то из них сможет задуматься, иначе вседозволеиность окончательно развяжет руки. Если правоохрани — тельные органы перестали заниматься расплодившейся мразью, то кто еще заступится, кроме самого себя. Под окном захрустел снег. Цепляясь за прутья железной решетки, кто–то взобрался на подоконник, толкнул закрытую на шпингалет форточку.