Борис Кригер - Кружение над бездной

После всего пережитого сместился сам центр их жизни. Да, остались неприятности и неразрешенные и неразрешимые вопросы. Но раньше они занимали весь небосвод их жизни, оставляя им крохотный уголок для самих себя, а сейчас Эльза чувствовала, что они стоят на земле пусть и острова, омываемого океаном невзгод, но земле крепкой, надежной, в родном убежище. Пропало ощущение щепки, носимой по воле волн, хотя внешние обстоятельства их жизни переменились скорее к худшему, чем к лучшему.

Оберегая это новоприобретенное счастье, Эльза училась по–новому быть внимательной к себе, своим поступкам, а более мыслям и чувствам, так как на этом уровне гораздо легче предотвратить несчастье — не подумал, не почувствовал, тем паче и не сделал. Отсюда и появилась эта привычка к многословному спору–рассуждению с самой собой.

На первом месте, конечно же, стояла проблема смысла жизни. Теперь Эльза видела смысл своей жизни в вечной жизни в Боге, иначе называемой спасением… Во–первых, она пришла к окончательному убеждению в том, что Бог есть и что Он является не только источником бытия, но и самим бытием, в Котором лишь возможно благо бытия всего существующего, возможно полноценное постижение Истины и познание сотворенного Им мира. Во–вторых, Эльза начала понимать, что земная жизнь является не самодовлеющей ценностью, а лишь необходимым условием, формой бытия для достижения совершенной жизни в Боге. Христианскому сознанию поэтому противоестественен атеистический призыв: «Верь, человек, тебя ожидает вечная смерть!». Теперь Эльза могла бы выразить существо христианской веры всего двумя словами: «ХРИСТОС ВОСКРЕС!», — так как в них заключена вся бесконечная и одновременно вполне очевидная перспектива нашей жизни. Ее смысл — в уподоблении Христу и единении с Ним. Что это значит? Это совершенство в любви, основанной на самопожертвовании, составляющей само существо Бога, ибо «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем». Человек, духовно очистившийся, исцеленный от страстей, пребывает в глубокой радости, любви и мире души, говоря на повседневном языке — счастлив, но не мимолетно, случайно, а постоянно, сделав счастье свойством своей души «нового» человека, и потому свойством неотъемлемым, вечным. Но вовсе не это состояние само по себе являлось целью и смыслом Эльзиной жизни. Оно лишь одно из следствий достижения истинной цели — спасения, единения с Богом, в котором личность человека достигает полноты раскрытия, богоподобия. Совершенство в любви — это не только нравственное и эмоциональное благо человека. Любовь не в меньшей степени является совершенным «инструментом» познания Истины. Не случайно те, которых Церковь в силу их особой духовной чистоты именует преподобными, называли духовную жизнь истинной философией, искусством из искусств, наукой из наук. Они потому ее так именовали, что правильный образ жизни, восстанавливая единство души с Богом, открывает человеку и ведение Истины, и созерцание Ее нетленной Красоты, и познание существа всех творений. Опыт Церкви со всей очевидностью свидетельствует, что духовное совершенство человека, к которому призывает Евангелие, — не фантазия разгоряченных мечтателей, а реальность, факт, бесконечное число раз практически проверенный в истории жизни мира и доныне предлагаемый ищущему человеку в качестве единственно разумной цели бытия.

Христианство предлагает человеку идеал, большего или равного которому не знала ни одна религия мира, — чистую, бескорыстную любовь. Эта любовь, по образу Христа, является высшим состоянием блага, блаженства духовного человека, и одновременно средством истинного познания Бога и всего сотворенного им бытия. О том, что этот идеал совершенной любви достижим реально, говорится в истории Церкви, жизни ее святых. Почему же в таком случае он не только отрицается миром, но и часто с ожесточением, огнем и мечом, «вычищается» из сознания человеческого? Само это ожесточение разве не является показателем истинного источника отрицания миром христианского идеала жизни?

От этих размышлений Герберта отвлек Андрюша Виригин. Он дочитал до сцены своей гибели и решил ответить публично, опубликовав в Интернете следующее заявление.

— Герберт Адлер убил меня в своем романе. Утопил. Пелевин в «Generation П» утопил своего хулителя, известного критика, в выгребной яме, Герберт меня — в полынье. И на том спасибо.

Давай, Герберт, я научу тебя, как писать.