Борис Кригер - Кружение над бездной

— По поводу Гафта, ведь там как произошло. Он сперва мне сказал: что за «херню ты мне подсунул» (цитата). А потом вроде как вчитался. Трудно с ним было, трудно. Но да, что–то хорошее говорил. Потом говорил что–то плохое.

— Тоже мне, удивил… Помнишь эпиграмму на него Герда… Что–то вроде: «Утром скажет что ты бог, а к вечеру — дерьмо…»

— Мне гораздо дороже, что ко мне так отнесся Юрский. Этого не проведешь… Герберт, я наверно, раскрываю чужой секрет, но тем не менее. Блистательный Арсилов хочет ввести тебя в свой новый роман. И это будет куда лучше, чем унылый плагиат в твоем романе. Мои отточенные, выверенные фразы с твоими вставками.

— Это не плагиат, а наша с тобой переписка… Разные вещи. А что, Арсилов на меня тоже зуб держит? Ему–то я чего недодал? Ну правильно, давайте все писать романы друг про друга. Будем все вместе водить хороводы над бездной…

— Мы с Арсиловым талантливые люди, а ты, Герберт, бездарь! И роман твой — чушь. Только и есть там ценного то, что написано мной.

— Ну как можно так себя любить? Ну это же просто неприлично… Все, кто читал мой роман, наоборот, требуют, чтобы я выбросил всё, что ты набазлал… Правда, молодежи до пятнадцати твоя писанина больше нравится. Может, ты просто пацан невыросший? Недоразвитый. Отточенная фигня, вот что это. Я и вставил на суд читателя, чтобы его стошнило так же, как меня. Ладно, друг… давай воевать. То есть ты воюй, а я займусь другими делами. Я по тебе залп уже выпустил. Будем ждать результатов. Что ты за свою жизнь такого сделал, что дает тебе такую самоуверенность и гордыню? Мне и угрожать–то тебе совестно. Как лежачего бить.

— Не говори гоп… бездарь…

— Извинился бы… Хотя, впрочем, если бы ты внимательно читал мои романы, ты знал бы, что я не считаю себя высоконравственным человеком. Это сейчас я стал исправляться, да вот ты опять меня до греха довел. А насчет моих талантов — заткнись. Ну надоел уже. Ничего ты не смыслишь. Сам ведь узколобенький, как карась!

— Сентиментален я стал. Всё, что я тебе написал, вовсе не отменяет того простого факта, что я тебя, Герберт, закопаю. Вспомни Броневого: «Война — это вам не покер. Война — это война». Так что готовься.

— То есть ты все еще не угомонился? Я думал, что ты по максимуму поработал. Ну смотри, Андрюша, я пока тебя ласково отметил. Ты хоть почитал бы, что я раньше с недругами делал… Что ты хвастаешься на пустом месте. Кого ты урыл? Убийца отца у тебя до сих пор по городу ходит. Козел ты малодушный, Андрюша. Самое время тебе заткнуться и попросить прощения, я — добрый. Хотя проблемы у тебя будут, чует мое сердце… Причем ты и без меня загнешься со своими проблемами. Ну не любишь ты такой стиль. Ладно. Я не люблю твой. Ну и разошлись. Чего ты пристал, как банный лист, выпускник колбасного техникума? Литературовед хренов. Ты у меня не один такой. А вот я у тебя — единственный. Ты, похоже, больше ни о чем последние полгода ни говорить ни думать не можешь, в каждой записи блога поминаешь. А скандал — это хорошо. Ты правда нравишься женщинам? Я посмотрел на твои последние фото — страх божий. То ли лицо распухло, то ли ты в весе прибавил. И никаким мальчиком ты не выглядишь. Для Гафта все мальчики. Ему же семьдесят с гаком. Не приплетай старика к своим проблемам. Хотя он к этому, наверное, привык. А раз Юрский тебя так любит, ты ему свою писанину отнеси — он ее со сцены читать будет!

— Герберт, просматриваю эту фигню, зовущуюся твоим романом, и думаю… Ты шулер, это передергивания. О чем я писал и что ты вставляешь в мои фразы. Жалкий бездарь. Записи из моего дневника выглядят прекрасными царевнами на фоне тех шлюх, которые составляют ткань твоего романа.

— Ну что может сказать Нацбол о литературе?

— Нацбол — нет, я не Нацбол, конечно, просто сочувствующий. Гафт, кстати, знал Лимонова в шестидесятые. Называет он его «бесспорно талантливым человеком». Лимонов когда–то пытался покончить с собой из–за того, что друг Гафта Кваша пришел к его возлюбленной Лене.

— Боже, почему он не покончил с собой! Ну если ты сочувствуешь таким ублюдкам, как Нацболы, то о чем мы с тобой говорим? Лимонов — это даже не литературное дно, это литизнанка. Нацболы — это же русифицированная версия раннего немецкого национал–социализма, то есть фашизма. Если бы Гитлер сказал, что ему не нравятся мои произведения, я воспринял бы это как высшую похвалу! То же касается и Лимонова. Короче, всё с тобой ясно. Давай, сочувствуй Нацболу. Нацболы всё еще ходят под лозунгами: «Завершим реформы так: Сталин! Берия! ГУЛАГ!». Так они ж тебя первого к стенке поставят!