Марина Голубицкая - Два писателя, или Ключи от чердака

— А как ты думаешь, Игорь, почему нам стало не о чем разговаривать? Не осталось загадок? Или мешает русский язык?

Он отвечает с глубоким вздохом, с подвыванием:

— Да как же может загадок не быть, ты что говоришь–то, ласточка! Я сам для себя загадка. Вчера вот выпил бутылку водки и такое начал творить! В чем причина, что за карма такая?..

Я силюсь оживить разговор:

— А мне приятельница твоей первой жены сказала, что Елена замужем не была. Представляешь? Ты у Елены не в счет! А ты: «Тарелки перекладывала, читала, как Ленин…»

Он не злится:

— Ну, что ж… Она вот–вот докторскую защитит. Профессором станет. Не хочешь, ласточка, профессором–то стать? А то давай, ведь и Лерушка в докторантуре — сгрудятся вокруг меня дамы–профессора… А у Ларисы роман намечается. С молодым поэтом. Такой хороший поэт, Иринушка, только послушай.

И он читает мне несколько стихотворений. Хороших. Правда, ухо мое, как всегда, первым делом ловит несоразмерности.

У дверей квартиры он останавливается:

— Голубушка, если так дальше пойдет, я не смогу вернуть тебе долг. С переводами меня кинули. «Урал» за стихи и роман заплатил мизер, учеников нет, а Ларисе хочется дома посидеть, с детьми. Музыкой с Мишей позаниматься.

— Ну, если хочешь, подтяни по английскому Зою.

— Иринушка! Ты опять предлагаешь мне работу?

Леню пригласили на конференцию в Англию, мы поехали вдвоем. В настоящий замок, серый на зеленом. С парком, тучками овец на холмах, лошадьми на огороженных лужайках и кроликами на тропинках. Со сценами охоты на деревянных резных панелях. В комнате по ночам скрипел шкаф, из высоких окон видна была церковь с покосившимися могильными плитами. Я сумела разобрать надпись, выбитую на церковной стене: «Здесь покоится прах леди… родившей своему мужу досточтимому сэру… и умершей в 16… году». Леди прожила 34 года. Мы пробыли в замке четыре дня, но я успела многое. Поднялась на гору, закрывающую горизонт, увидела туман над морем. Спустилась в городок, увитый плющом и цветами. На тропинке, ведущей в замок, я приметила, как жирный кот — без сапог — тащил в зубах бездыханного кролика.

Участники конференции были радостно говорливы, практикуясь в русском. Француз рассказывал, как занимался бизнесом в Харькове и ему мешали гарны дивчины и таможня. Вздыхал, узнав, что нас поселили в замке:

— Я на этой конференции пятый раз и каждый раз живу с извозчиками!

Пожилая русская переводчица как–то особо старомодно выговаривала слово «счастье». Она настаивала, что ее родители не эмигранты: «Их выгнали с Родины огнем и мечом!»

— Сама я впервые увидела Россию в дни фестиваля молодежи и студентов. Мы ехали на поезде, и на всех станциях нас встречали крестьяне. С таким дружелюбием, с таким любопытством… Им хотелось поприветствовать своих бывших помещиков.

Сам собой образовался кружок выпускников МГУ. Я загордилась, когда московский вундеркинд вытянулся передо мной во фрунт:

— Мехмат? Факультет не для слабонервных. Первое место по числу самоубийц и сумасшедших!

А нежнейший пожилой швед, узнав, что Леня пишет стихи, просил прочесть:

— Поверьте, я немного разбираюсь, я написал диссертацию по Боратынскому. Я жил в МГУ, в зоне «В». И знаете, я даже был в студсовете!

Все участники из России читали один боевик. Повсюду. В библиотеке среди позолоченных фолиантов. В оранжерейке, пропахшей пряностями. На лужайке — за белыми пластмассовыми столиками. Книги в свирепой обложке привезла автор, веснушчатая журналистка. Она была моложе нас, не пила вина, бегала по утрам и на ночь ела только овощи. А всего–то лишь год назад у меня был единственный знакомый писатель, Родионов, я все еще помнила рассказ о придуманной рыбке… Я пыталась расспросить Юлию, как пишутся боевики, но разговаривать со мной ей было неинтересно. Кричали чайки, мы ковыляли босиком по пляжу в Брайтоне, ступни противились гальке, а она выпытывала Леню о заводах, акциях и вооруженных захватах.

Боевик читали с увлечением и с увлечением критиковали.

— У вас герои пьют крепк ое шотландск ое виски, — дама так выделяла окончания, что Юля догадалась:

— Виски мужского рода? Это что! У меня в прошлом романе герой заходит в пятиэтажку и поднимается на седьмой этаж.

Политгеограф, профессор из МГУ, вынув из папочки свой экземпляр, с закладками, с пометками на полях, усадил автора у камина:

— Смотрите–ка, у вас тут написано, что в Домодедово ледок, а буквально на следующей странице, что в Москве уже лужи. А состояние почвы за городом?!