Марина Голубицкая - Два писателя, или Ключи от чердака

Дверь подъезда была закрыта. Я возвращалась из магазина, фонари не работали, двор освещали только окна квартир. У подъезда, прислонившись к тополю, в свете окна стояла девушка в брюках, в короткой дубленке, в шапочке с орнаментом. Я подошла ближе: Чмутов! Какой хорошенький. Грустные глаза.

— Игорь, привет! Ты давно тут стоишь?

— Да вот жду, когда кто–нибудь соизволит…

— Я недавно писала об этом тополе. Ты так хорошо стоишь под ним… Мне показалось, девушка. А мою повесть передвинули в следующий номер.

Он не стал разговаривать о повести, не стал расспрашивать, что я пишу, он был в своих думах, в своих неприятностях: сорвалась выставка стихов–портретов, проект никто не поддержал.

Позанимавшись с Зоей, он вышел пить чай. На кухне сидела Маша с мальчиком, Маша встала:

— Знакомьтесь, это Сергей, а это…

Чмутов вскинулся:

— Говори прямо: ваш слуга — кто ж я тут еще, по–твоему?

Я не могла его стукнуть ложкой, но запомнила эту реплику для нашей пьесы. Прибежала Лелька:

— Игорь Натанович, я тоже хочу на английский!

Чмутов уперся в нее тяжелым взглядом:

— Представь себе, девочка, что не для тебя одной существует весь белый свет! Хотя, конечно, тебе, живущей в таких условиях, трудно представить, что есть дети, которым нечего есть, которые ждут к ужину своего отца, то есть меня.

Лелька расплакалась, уткнувшись в мой живот:

— Наш папа по–о–о-оздно приходит!.. Позже у–у–у-ужи–ина!!.. Позже все–е–е-ех!!

— Ну разве я виновата, — спросила однажды Леля, — если я люблю себя больше всех?

В Лелиной гимназии на двери группы продленного дня висят списки: 1‑й «А», 1‑й «Б». Дети придумали службу знакомств: мальчики, у которых номера совпадают, будут дружить, девочки — тоже, а если номера совпадают у мальчика с девочкой, то они — жених и невеста. Я пришла, когда две Кати, Гузикова и Козенграниус, объясняли Леле:

— Смотри, ты, например, на третьем месте, — каждая тыкала пальчиком в список и подпрыгивала от нетерпения.

— Я на первом! — возмущалась Леля, не принимая игры, где должна быть на третьем месте.

— Нет, здесь ты на третьем.

— Я везде на первом: и по русскому, и по математике. И по интеллектуальной олимпиаде!!

Выпал снег. Вернулась Лера. Посвежевшая, загоревшая. Теперь мы портили хорошие тексты друг друга. Я выправляла серединку, адаптируя постмодернистские речи к простому уху, а Лера переставляла акценты в финале, настаивая:

— Я не буду его сдавать.

Лера взялась написать аннотацию к Лениной книжке. Хихикнула, увидев название:

— «Минование»? Но ведь такого слова нет, Ириночка.

Леня насторожился, но назавтра Лера позвонила:

— А стихи–то хорошие, светлые… И темы вечные… Только любовная лирика, на мой взгляд, слабовата. Будто автор не знал настоящей страсти.

Я злорадно хихикнула:

— Она пришлась на подростковый период! — Я обрадовалась: значит, все посвященное Миле с Фаиной, не страсть?..

Ленин сборник продвигался к конечной станции. Он еще зависел от топки и кочегара, от типографии, от технического редактора, но время выхода было уже обозначено — среда, восьмое декабря, совместная презентация: выставка Майорова, книжка Горинского. Для Лени это было очень нервное время. Подводили и топка, и кочегар. Он огорчался, что некрасиво сверстали текст, невнятно пропечатали шмуцтитулы, нарушили сроки… Он вздыхал и кашлял, плохо спал, с трудом смирялся, но когда вместо черного переплета увидел красный, то побежал ругаться, чтоб переделали. Срок выхода отодвинулся на последний день.

Чмутов вдруг заинтересовался Лениными делами. Чем меньше дней оставалось до презентации, тем сильней возрастал его интерес. Он беспокоился, что тысяча экземпляров — слишком много для поэтической книжки, он узнавал, будут ли в галерее чиновники и политики. Он спрашивал, — я простодушно рассказывала: о шмуцтитулах, переплете и хрипах в легких. Он морщился, словно хрипы в легких были у него:

— Можно подумать, я никогда не болел пневмонией! Матушка, да если б ты знала хоть малую толику того, что мне пришлось пережить в эту осень. Сколько неприятностей обрушилось на меня, и какого они масштаба…

Я терялась:

— Игорь, ведь ты же сам спрашиваешь.

— Но, Иринушка, ты рассказываешь с таким сочувствием!!

Мы с Лерой скрывали от него наши встречи. Как–то Чмутов приносил мне кассету с записью телепрограмм, где он участвовал, Лере хотелось ее иметь под рукой, а просить не хотелось. Попросила я — сослалась на тетю Нату. У мамы гостила младшая сестра, и я сказала, что в Германии входят в моду мухоморы, что возрастает интерес к их целебному действию и что моя немецкая тетя Ната хочет посмотреть «мухоморную» передачу. Чмутов поверил.