Сергей Кузичкин - Наташа и менестрель

Наташа залпом выпила вино и закрыла лицо руками.

— А что, что мне оставалось делать?! — выкрикнула она неожиданно. — Когда брата посадили, привезли в КПЗ, я пришла, попросила свидания. Дежурил Ломакин. Он сказал, как бы в шутку, что свидание не положено, но если рассчитаешься, то, мол, сделаю исключение. Я тогда не придала его словам значения. Он разрешил нам с матерью поговорить с братом, а через неделю приехал ко мне часа в два ночи. За расчетом, сволочь… воспользовался моей слабостью. Знал, что я кричать не буду, когда дочка спит. Залез под одеяло прямо в брюках, в носках… до сих пор запах его потных носков помню. Побыл минут двадцать — и ни до свидания, ни прощай: ушел, козел. А через неделю мне кто–то стекло кирпичом вышиб. Я раньше слышала, что Ломакин — охотник до баб, а когда жена начинает его выгонять, то он перед ней исповедуется… А она потом разборки с его любовницами устраивает.

Наташа замолчала. Андрей выпил вино, поднялся, зашел в спальню, взял подушку, покрывало и молча перенес их в зал, положил на диван, лег.

Наташа еще немного посидела на кухне, потом выключила свет, вошла в зал, присела у его ног.

— Ты ненавидишь меня теперь, Андрюша? — спросила она. — Я знаю, что это так. Тебя менты посадили, а я с одним из них спала. Если бы брат мой узнал, он бы, наверное, от свидания со мной отказался.

— Иди, Наташа, ложись. Давай немного поспим, а завтра все будет ясно, — сказал Андрей. — Сколько впечатлений за эту ночь, я не могу все сразу переварить.

— Понятно, — Наташа поднялась, — спокойной ночи. Можно я тебя хоть перед сном поцелую, композитора, пока еще своего?

Она чмокнула его в переносицу и ушла. Через некоторое время Андрей услышал, как она заплакала. Он хотел было встать и попробовать ее успокоить, но это было выше его сил. Через час всхлипывания прекратились, стало слышно, как по улице пошли первые автобусы. Андрей определил, что время приближается к семи. Он поднялся, прошел в прихожую, тихонько включил свет. Наташа лежала не шелохнувшись: сон все же сморил ее. Андрей раскрыл дверцу шкафа, достал свою сумку, сложил в нее туфли, свитер, еще кое–что из своих вещей, стал одеваться. Он уже застегивал сапоги, когда в спальне загорелся свет и к нему выбежала Наташа:

— Ты куда?

— Пойду к Петровичу, — сказал Андрей, — так будет лучше. Все равно ведь когда–нибудь это должно закончиться. Или меня посадят, или придется бежать дальше. В любом случае ты меня ждать не станешь.

— Прекрати, — Наташа вытащила ключ из замка, — ты меня еще плохо знаешь. Никуда ты не пойдешь. Понял?

— Пойду… отдай ключ.

— Не дам. Не валяй дурака. Я тебе настойки принесу — напейся и усни. А проспишься, все на трезвую голову обдумаешь, тогда и решай… слова не скажу. А сейчас — нет, не пойдешь никуда.

— Нет, Наташа. Я лучше сейчас пойду. Открой дверь.

— Нет, нет, нет! — закричала Наташа и рванула Андрея за пиджак так, что посыпались пуговицы.

— Ты что делаешь? — вскипел Андрей. — Дай ключ!

Он попробовал перехватить Наташину руку, но получил такую затрещину, что невольно отпрянул к стене.

— Сука! — закричала Наташа и ударила его еще раз. Андрей качнулся в сторону вешалки, не удержался на ногах и, падая, повлек за собой одежду.

— Гад ты, гад, такой же, как и все! — кричала Наташа, замахиваясь его же сумкой.

Андрей пытался подняться, но удар за ударом по голове, затылку и плечам не давали ему возможности этого сделать.

Наташа продолжала кричать. Андрей все–таки поднялся, но, споткнувшись об обувную полку, снова упал, больно ударившись головой о дверь. А Наташа, впав в истерику, срывала с вешалки оставшуюся одежду и бросалась ею в него. Когда одежда на вешалке закончилась, Наташа стала кидать в Андрея обувь. Туфли, зимние сапоги, тапочки летели над его головой.

Сколько это продолжалось, сказать трудно. Трель дверного звонка заставила прекратить бой. Звонок раздался нежданно–негаданно, и Наташа замерла с валенком в руке.

— Наталья, что там у вас? — голос Валентины Петровны был явно встревоженным. — Может, милицию вызвать?

— Не… не надо, Валентина Петровна, все в порядке, — всхлипывая, сказала через дверь Наташа, — сами разберемся.

— Смотрите… а то я позвоню сейчас же.

— Не надо.

За дверью покашляли, и вскоре послышался шум удаляющихся шагов.

Андрей поднялся, молча собрал одежду, сложил на стоявшую в прихожей стиральную машину. Подобрал и составил обувь. Наталья стояла у дверей и бесшумно плакала. Она повернулась лицом к двери, и было видно, как вздрагивают ее худенькие плечи. Андрей подошел и обнял ее за талию. Наталья повернулась к нему, положила голову на плечо и зарыдала. Потом они целовались, просили друг у друга прощения, ходили вместе в подвал за соленьями и настойкой, снова пили и разговаривали. Наташа рассказывала о том, как и почему они разошлись с мужем, как жил он, ее художник, сразу с двумя женщинами, с ней и преподавательницей профтехучилища, как они одновременно забеременели, как преподавательница, обидевшись на то, что в квартиру художник привел Наталью, а не ее, пришла жить к ним. И пришла нагло, выгнать ее не было никакой возможности: она ложилась на диван и ни в какую не хотела вставать. Пришлось в маленькой комнате врезать замок и вселить ее туда.