— Да, иногда надо подрезать, — согласно сгустилась Тьма.
«Танечка, ну что мне делать, подскажи. Тебя нет и мне трудно. Ох, как трудно», — Сергей сидел на лавке, возле могилы своей жены.
Осеннее, холодное утреннее солнце даже не делало попытки согреть ссутулившегося, несчастного, сидящего от него за миллионы километров человека. Небольшой, но противный ветерок также не способствовал поднятию настроения. «Все понимаю — похоть тянет меня, — покаянная мысль несмело высветилась в голове и тут же была стерта другой, — нет, не похоть! Инну я… люблю», — и Сергею стало еще стыднее перед Таней. «Как я пытался заглушить эту тягу к ней — молитвы творил, поклоны бил — ничего не помогает, — жалобно неслось ввысь. «Танюша, ты и лучше и чище, но ты — была, тебя нет, Танюша, тебя забрал от меня Господь…», — долго токовал одинокий, маленький человечек, очень долго. Дул промозглый, осенний ветер, обдавая холодом деревья, землю, могилы, памятники над ними. Казалось, все в этом мире остановилось, остыло, и только одна живая плоть тосковала, жаловалась на свою долю, каялась и просила прощения у мертвой плоти. Но спокойно и печально смотрели навсегда застывшие женские глаза на сгорбившегося мужчину и не давали ни совета, ни утешения. Вопросы жизни должна решать живая плоть, а удел мертвой — только покой. И правильно ли будет выбрано решение, покажет жизнь… и оценит Бог.
«Странно получается — с тех пор как я стал общаться с Богом через компьютер, я все меньше верю в того Бога, из Библии, — священник посмотрел на спидометр и чуть сбавил скорость, — на Бога надейся, а гаишника остерегайся». Настроение было приподнятое, радостное — человек ехал к любимой, человек ехал к Богу.
С тех пор как Сергей познакомился с Инной, а через нее попал в этот удивительный чат «Вожак» он практически каждый день стал бывать у девушки. И все труднее ему было бороться с искушением — живая, красивая девушка была так близко, что он буквально слышал дурманящий запах ее тела, ощущал ее флюиды. И все более смазанней на него смотрели спокойно–печальные глаза его Танечки с ее надгробной фотографии… «Господи, ну зачем ты устраиваешь мне такое испытание — что бы общаться с Тобой, я должен видеть ее. А может все наоборот — ты этим оказываешь мне милость — позволяешь общаться с Тобой вместе с любимым человеком, с любимой женщиной». Машина подъехала к заветному дому.
— Здравствуй, — сказал Сергей, открывшей ему девушке.
— Здравствуй, Сережа, — улыбнулась она ему в ответ.
Оба прошли в комнату.
— Чем занималась? — мужчина сел в кресло.
— Да вот просматривала распечатки твоих бесед с Господом, — девушка кивнула на листки бумаги, лежащие на столе.
— Ну и как?
— У тебя скоро прямо новая библия будет.
— А ты хорошо придумала, купить принтер и печатать на нем все, что Бог передаст нам по компьютеру.
— Я придумала — ты купил.
Сергей приподнялся и взял в руки листки бумаги.
— Ладно, ты пока почитай их, а я пойду в кухню и что–нибудь приготовлю нам поесть, — девушка направилась в кухню.
Священник заскользил глазами по четко напечатанным строчкам. И вновь волнение охватило его — он читал, Великий Божий Замысел, изложенный четко, ясно и, в отличие от библии, до конца . Накануне третьего тысячелетия человечество наконец–то созрело до его понимания…
«А как ты думаешь, в чем смысл жизни человечества?» — вновь с волнением читал человек вопрос Бога. И четко, словно наяву перед священником предстал вчерашний диалог, диалог Бога и человека…
«Любить Тебя, Господи, служить Тебе. Так сказано в Библии».
«Верно, именно это и написано в Библии. Но Библия…» — и замер безостановочный бег букв, замер на несколько мгновений. Но это мгновения для человека. Для Бога, чей разум контролировал все и вся, чей разум перерабатывал сотни и сотни гигабайт информации в секунду, человеческое мгновение — это эпоха, вроде ледникового периода для человечества. Неподвижно мигал курсор на экране. Наконец мгновения истекли — Бог принял решения. И вновь заскользил курсор на экране, оставляя после себя след из букв, сливающихся в слова: «… Библия это очень древняя книга. Ветхий завет был написан еще в те времена, когда рабов было больше, чем свободных людей, когда раб не считался человеком, когда землю пахали сучковатой палкой, когда солнечные затмения считали моим гневом, а для того чтобы у меня что–то выклянчить приносили в жертву бедных животных, а то и вовсе людей. И что, в этой книжке Я должен был изложить людям цель их жизни? А если цель такова, что в то время они бы даже ее и не поняли? А не поняли бы меня, значит и не приняли. Цели для общей массы людей должны быть ясными и понятными. Как сказал один ваш грузинский классик марксизма–ленинизма: «Цели ясны. За работу, товарищи».
Читать дальше