Я усадил Нанси на стойку в глубине зала. Выпрямив спину, положив руки на колени, она сияла, завороженная обилием шума.
Я сделал ей знак, чтобы она ни с места, подумал, что Сандра все-таки рядом с ней, и пошел вперед, посмотреть, что там на подиуме. С намерением, понятно, поехидничать и позлословить.
Однако, подойдя ближе, я вынужден был признать, что оно катило. Что-то еще живо, порадовался я и ощутил боль, так как мне там не осталось места.
Зачем жизнь представляется нам такой захватывающей и волнующей, если потом все должно поблекнуть, скукожиться, утратить вкус?
На авансцене метались светящиеся парни, вмазывали кулаками по воздуху или по соседу и ногами то в пустоту, а то и по башке; яростная разрядка, лица перекошенные, сосредоточенные и счастливые.
Я держался в стороне и, прислонившись к стенке, наблюдал за происходящим с грустной улыбкой.
И вдруг увидел Нанси посреди этого мордобоя. Несколько секунд ушло на то, чтобы узнать ее и отреагировать. Еще несколько — чтобы добраться до нее сквозь махаловку. Я схватил ее, и тут только парни на сцене въехали, что она девочка и к тому же совсем еще маленькая. Они помогли мне оттащить ее в сторону. Детский сад им тут был не нужен.
Когда мы вылезли из пекла, Нанси бросила на меня счастливый взгляд, притянула к себе, чтобы я наклонился и лучше ее слышал, и проорала:
— Я вся потная!
А то я не заметил: пот лил с нее градом, волосы слиплись. Еще она крикнула:
— Это самый прекрасный день в моей жизни!
И запрыгала на месте, подражая танцу, от которого я ее отвлек.
Запрещать ей трясти головой я не стал. Я отвернулся на тридцать секунд взглянуть на музыкантов — она снова исчезла и снова оказалась там. Я увидел, как она беснуется вместе с парнями, и на мгновение замер. На первый взгляд она ничем не выделялась и даже прекрасно вписывалась в их компанию, потому они и не привели ее сразу ко мне. Она лупила кулаками изо всех сил, исходила яростью, лицо ее непроизвольно перекашивалось. Она была моей крови. Я и не знал, что предрасположенность к озлоблению передается по наследству, как цвет глаз.
Я уволок ее в дальний угол зала. Мы нашли Сандру, она пила пиво и что-то орала долговязому татуированному кретину, с которым я ее видел на вечеринке.
Мы вышли на улицу. Нанси ликовала. Я объяснил ей:
— Ты не должна лезть вперед на таких концертах. Там рубка.
— Мне никто не сделал больно, и мне ни чуточки не страшно. Не забывай, я как Баффи. Там круто!
Взгляд ее витал где-то далеко, она воображала, что расскажет в школе, как будет кидать понты, и от этого приходила в экстаз.
Я уперся и продолжал выговаривать:
— Нет, вперед выходить очень опасно. Ты не должна этого делать, даже если будешь без нас. Слышишь?
Она не воспринимала мои слова всерьез, в тот вечер она открыла для себя что-то очень важное, и мне следовало понять, что ей необходимо прийти сюда еще раз.
— Потому что я еще мала? — спросила она со смехом.
— Потому что ты баба, черт побери. И нечего тебе там делать.
Мои слова произвели эффект пощечины. Она остановилась и уставилась на меня, потрясенная. Я сделал вид, что не заметил убийственного взгляда Сандры. Нанси выглядела совершенно несчастной. Я вздохнул:
— Все равно в следующий раз меня здесь с тобой не будет.
Откуда мне знать, как надо разговаривать с девочками.
* * *
Возвращая Нанси домой в конце недели, я несколько смягчился в отношении ее матери: каникулы прошли потрясно, да, но девчонка в доме — это атас. Я начал понимать, что Алиса не всегда справляется с ситуацией, а иногда и чувствует себя совершенно беспомощной. Она делала, что могла, вот и все.
После каникул она выглядела измученной. Я впервые был с ней искренне любезен:
— Если тебе что-нибудь нужно в другие дни, скажи, не стесняйся…
Она к такому не привыкла и послала меня подальше:
— Не бери в голову.
* * *
Так все и продолжалось до лета… Среды я проводил с Нанси. Она крепко запала на металл, Алиса винила в этом меня: «Это она чтоб тебе понравиться», а я усматривал тут прекрасный повод начать слушать хорошие диски.
К моей радости, Нанси перестала одеваться как чучело.
Я сдал в срок два перевода, принес Сандре немного денег…
Понемногу начал забывать о Катрин, лишь иногда воспоминание выстреливало пронзительной болью.
Переспал с булочницей, кончить опять не смог, зато она проявила чудеса изобретательности, желая мне помочь. Я пришел к выводу, что так оно даже совсем неплохо…
Читать дальше