Кто-то сокрушенно произнес «а еще девочка». Вместо того чтобы обрушиться на дочь, я обернулся, отыскал глазами говорившего и отыгрался на нем:
— Ну и что, что девочка? А если бы это сделал твой сын, лучше было бы, что ли?
Сандра меня поддержала:
— Да что вообще такое? Почему девочка должна сносить оскорбления, не реагировать?
Короче, мы в таком трогательном согласии испоганили им вечер. И сразу после этой сцены смылись.
В такси я старался изобразить строгость и неодобрение. Однако на моем лице, да и на лице Сандры, прочитывалось другое: прикольно все-таки, что она отколотила гадкого мальчишку. Он нам сразу не понравился. В итоге я произнес:
— Ну ты даешь, здорово ты ему вмазала… то есть вообще-то это плохо, понимаешь, ну нехорошо… но все равно ты здорово ему вмазала…
Я не мог скрыть, что целиком на ее стороне. Что разделяю ее гнев, понимаю чувство внутреннего дискомфорта, когда ты никого не устраиваешь.
Нанси долго донимала таксиста и заставила-таки его поставить скай-рок; мы возвратились в хорошем настроении: эдакая беспутная семейка.
Вечером, когда Нанси ушла спать, мы замастырили огромный джойнт, дабы компенсировать все недополученное за день, и Сандра, не отрывая глаз от телевизора, положила голову мне на плечо:
— Знаешь, из тебя клевый отец получается, просто потрясный.
Комплимент мне понравился. Впервые я, выслушав похвалу, не испытал ощущения, что всех надул. Роль отца мне удавалась. Возможно, у меня к этому талант.
Мне надо было в тот вечер обнять Сандру и поцеловать. Надо было следовать за ходом вещей. Но я воздержался. Как будто у меня вся жизнь впереди.
* * *
В конце недели Нанси убрала всех кукол и свои детские диски и подсела на металл. Мы не очень поняли, что происходит. От старшего брата одной подруги она услышала про «Уотч» и отыскала у Сандры диск. «Это хорошо?» — спросила она. «Дерьмо», — ответили мы, и она запала на него, еще не успев послушать.
Она позвонила подруге:
— Слушай, спроси у брата, он знает «Плеймо»?
В ожидании ответа она придерживала трубку плечом и болтала с нами о том о сем, потом неожиданно прерывалась:
— Знает? Скажи, что у меня есть… Вау! Это отпад.
При этом она смотрела на себя в зеркало и принимала соблазнительные позы, отчего мне хотелось лечь и умереть.
Нанси слушала «Уотч» и «Плеймо» поочередно, подряд, беспрерывно и на полную громкость, как это теперь принято, и скакала по всей квартире, будто зацикленная мажоретка.
Как и многие ветераны, мы с Сандрой болезненно относились к музыке, которой увлекалась нынешняя молодежь. Мы обвиняли их в том же, в чем наши предшественники обвиняли нас: что у них извращенное восприятие, что все они кретины, что не знают главного, не присутствовали при самом важном. А оно, понятно, происходило тогда, когда нам было двадцать.
Металл раздражал нас еще больше, чем Бритни. Сандра не выдержала:
— Ты нас достала своим прыганьем с утра до ночи… Придется сводить тебя на «Кикбэк».
Я вздрогнул и уставился на Сандру с негодованием, она меня успокоила:
— Это прослушивание, в «Черном шаре».
Что ж, если там соберутся только журналисты да избранная публика, будет обстановка как на джазовом концерте, чуть побольше шума. Это еще куда ни шло. Хорошо бы оно и впрямь выглядело пристойно, потому что Нанси уже было не остановить: при мысли о концерте она реально лезла на стенку от восторга.
— Ты никогда не была на концерте?
— В детстве я видела Элен, а еще «Спайс Гёлз», Дженет Джексон и МС Солара.
— ОК. Пойдем на «Кикбэк».
Едва я взглянул на очередь перед входом, мне сделалось суперстремно, а Нанси принялась повторять:
— Это самый прекрасный день в моей жизни. Я вам буду вечно благодарна.
При этом она таращила восхищенные глаза и была похожа на белку в экстазе… Вокруг стояли двухметровые детины сплошь в татуировках и пирсинге, все в бесформенных джинсах, едва державшихся на ягодицах. Я злобно сдавил Сандре руку:
— Это ты называешь прослушиванием?
— Прямо не знаю, что сказать… Может, журналисты от металла бешеней других?
Я боялся, что Нанси улизнет и пойдет болтать с первым встречным. Но она спокойно стояла рядом, только глазища пялила. Нетрудно было догадаться, что она уже мысленно сочиняет версию, которую расскажет в школе, и высматривает детали для придания рассказу достоверности.
Начался концерт. Я напрягся, как всякий раз, когда попадаю на сейшн с гитарами. Я выискивал недостатки и недоверчиво косился на веселящихся. Однако знал по опыту, что правда всегда на стороне тех, кто отрывается.
Читать дальше