Николай Дежнев - Пояс Койпера

— Извини, что сидим по-студенчески, Нюська временно в отсутствии.

Феликса это мало волновало, вынув изо рта косточку, он гнул свою линию:

— Если грубо, то этот коэффициент показывает степень превращения народа в стадо.

Я придвинул к себе селедочку в банке. Удобно, не надо чистить. Порезал кольцами белый лук, вот тебе и закуска. Опять же вода в кастрюле закипала, пора бросать вторую порцию пельменей. Но из природной вежливости поинтересовался:

— И что с того?..

— А то, — взорвался Феликс, — что речь идет об очень больших деньгах! Говори, знаешь что-нибудь об этом долбаном коэффициенте или придуриваешься?

Уставился на меня через стол, как на врага народа. Я не спеша закурил, закинул ногу на ногу и посмотрел на него с каким-то даже академическим интересом. Да-а, отяжелел Фил за последнее время, но еще не обрюзг, это у него впереди.

— Ну, допустим!.. — Страсть как не хотелось вдаваться в подробности, но под его буравящим взглядом пришлось. — Существует гипотетическая кривая Лидермана — Гаусса, а на ней, по гипотезе авторов, можно найти точку невозврата, пройдя которую, общество уже неспособно к возрождению…

— Во как! — искренне удивился Фил. — Я о ней слыхом не слыхивал. Откуда только ты свои знания черпаешь? Ну-ну!..

Я не стал его разочаровывать: и Лидерманом, и Гауссом был я, и гипотеза эта принадлежала мне. Появилась она у меня в начале девяностых. Готовя для клиентов материалы, мне и раньше приходилось блефовать, так что на этот раз все произошло едва ли не автоматически. Что ж до идеи о неспособности русской нации к выживанию, она висела в воздухе, а я, благодаря Филу, имел еще и доступ к закрытой статистике. Впрочем, достаточно было отъехать на сто километров от Москвы и Ледерман с Гауссом могли отдыхать. О том же, но мудреными словами, говорили и эквилибристы от политики, но никто их не слушал, а если и слушал, то не хотел, а скорее всего, неспособен был понять…

— Описывающая кривую функция строится с использованием эмпирических данных, так что коэффициент превращения общества в быдло…

— Маргинальности, — поправил меня Феликс, — давай придерживаться терминологии: коэффициент маргинальности!

— Хорошо, — согласился я, — будь по-твоему, маргинальности, в принципе вывести можно.

Решив, что тема таким образом исчерпана, я протянул руку к бутылке, но Фил обмен мнениями законченным не считал. Сняв дымчатые очки, помассировал усталые глаза пальцами, побарабанил ими по столешнице.

— Возьмешься? Этим… — последовало не вполне парламентское слово, — позарез нужно знать, когда народ дойдет до кондиции!

Бляди здесь, конечно, ни при чем, но понять Феликса было можно. Не знаю, имел ли он в виду все руководство страны или отдельных личностей, поэтому огульно согласиться с ним не мог, но чувства его разделял в полной мере.

Фил между тем ждал ответа. И продолжал ждать после того, как мы выпили и я снова наполнил посуду. Упорный малый, но и его начинало разбирать. Судить об этом можно было по непроизвольному движению большого и указательного пальцев, характерному для ситуаций, когда речь заходит о деньгах.

— Скажи, ты, случаем, не знаешь, что такое луз кенон ?

Брови Феликса медленно поползли вверх.

— Лу-уз кэннон?..

Судя по тому, как он протянул длинное «у» и заменил простецкое «е» на благородное «э», речь могла идти лишь о чем-то глубоко британском, и Фил мою догадку подтвердил:

— По-английски это значит: сорвавшаяся с креплений пушка, одна из тех, какими пользовались на парусных кораблях. Применительно к людям… — вытряхнул, следуя моему примеру, из пачки сигарету. Прикурил. — Так говорят о непредсказуемом человеке, разрушающем все вокруг себя, и в первую очередь себя самого. Между прочим, сильный образ, особенно если представить, с какой чудовищной силой шарахается по палубе орудие, круша всех и вся на своем пути! И предсказать, в какую сторону под действием качки оно в следующую секунду метнется, совершенно невозможно… — с удовольствием затянулся. — Тебе-то это зачем?..

Спросил, хотя не мог не понимать, что речь идет обо мне, и наверняка догадывался, из чьих карминно-красных уст я получил такой комплимент. На улице тем временем поднялся ветерок. Из раскрытого настежь окна пахнуло жаром, как из топки паровоза.

Для того чтобы открыть рот, мне понадобились все оставшиеся в моем распоряжении силы:

— Слышь, Фил, прости скотину, только продолжать работать я больше не могу! Крыша едет, надо немного передохнуть… — и, чувствуя необходимость сгладить впечатление, пояснил: — Представляешь, видел тут целующуюся в метро парочку и не позавидовал…