Олег Зайончковский - Тимошина проза (сборник)

Лобастый авиалайнер напоминает какое-то океанское существо. Он и есть обитатель воздушного океана, вынырнувший сверху вниз. Сейчас у Марины Викторовны есть возможность увидеть его в лицо. Обычно она рассматривает придирчиво, свежий ли самолет и нет ли на нем заплаток и потеков ржавчины. Вообще-то она в авиации ничего не смыслит, но просто немного нервничает перед полетом. Скоро Марина Викторовна погрузится в самолетную обнимающую утробу, словно вернется в хранимое предсознанием эмбриональное состояние.

Есть у Марины Викторовны легкая клаустрофобия, но в общем-то ей всё равно, у окна сидеть или нет. Если бы она летела с мужем, он бы, конечно, таращился в иллюминатор. Ему, как мужчине, свойственна бесцельная любознательность. Но муж далеко отсюда и продолжает стремительно удаляться. Под крылом самолета съеживается Москва, заволакивается дымкой. Марина Викторовна медитирует с леденцом во рту. В течение полетного времени ей предстоит перейти в иное качество: насколько возможно, освободиться от бремени возраста, стать из Марины Викторовны Мариной просто – без отчества и без забот.

В спинках кресел для пассажиров встроены персональные медиацентры. Те, кто хочет отвлечься и релаксировать, могут смотреть киношку или слушать музыку; для тех же, кому нужна иллюзия, что они контролируют ситуацию, выкладывается в реальном времени маршрут полета. На экране показано, как самолет на своем пути огибает неспокойные регионы планеты. Где-то внизу, на дне, копошится и ссорится само с собой нелетающее человечество, но с высоты десяти километров эта активность уже практически незаметна. Преобладающая картина мира, видимая в иллюминатор, выглядит как ослепительная комбинация голубого с белым. Созерцание горних величественных пейзажей помогает преображению Марины Викторовны.

А обед на борту помогает скоротать полетное время: за едою Марина минует Черное море и Турцию. Питание в самолетах бывает разное, в зависимости от экономического положения авиационной компании. Но оно непременно в себя включает плавленый сыр «Дружба». Это традиция наших авиалиний, как для швейцарских горячие булочки, а для турецких орешки. Сыр этот кушать необязательно, но если вздумаешь, то узнаешь, какой он прыгучий и крепкий.

После обеда Марина слегка откидывает спинку кресла. Медиацентр информирует, что она пролетает над Средиземным морем. Конечно, оно показано без подробностей, но Марине и так известно, что оно из себя представляет: его повидавшие виды воды сейчас бороздят круизные лайнеры, набитые гедонистами, а также резиновые посудины с изголодавшимися беженцами. Средиземное море Марину в общем-то не привлекает, хотя оно и обставлено разными античными древностями.

Опали, как взбитые сливки, истаяли облака Европы. Небо над Африкой голое, а земля ее бурая и бесплодная, не похожая даже на песочный торт. Только Нил извивается, как змея с разможженною головой. Неужели это всё та же наша планета, обитель жизни? При виде спаленных солнцем колючих угрюмых гор хочется минералки.

И однако, марсианские эти горы служат преддверием земного рая. Скоро авиалайнер начнет снижение. Пора пристегнуться Марине и в рот положить леденец. Евреи блуждали сорок лет в пустыне, а ей предстоят всего-то пятнадцать минут относительного дискомфорта. Зато когда самолет приземлится – будем надеяться, благополучно, – Марина выйдет из чрева его, как бы рожденная заново.

Аэродром Хургады военно-гражданского назначения. На полях его притаились, словно тарантулы в норах, истребители в капонирах. К счастью, они туристами не питаются и, кажется, даже наоборот, обеспечивают безопасность. Тем не менее такая близость чужой боевой авиации настораживает и слегка тревожит.

Самолет приземлился и отрулился; турбины его умолкли, устало распластались крылья. К нему подкатывает приставная лестница, а за ней автобусы. Покуда вокруг самолета длятся хлопоты, внутри него происходит мобилизация. Но вот наконец отворяются его люки. Самолет, как большое живородящее существо, прямо в Африку выпускает несколько сот возбужденных засидевшихся россиян. Наши люди, попавши в непривычную для себя реальность, инстинктивно делаются решительными и хищными, как свежевылупившиеся крокодильчики.

Русские молодцы; они очень быстро ориентируются в неразберихе хургадского аэропорта. Египетская администрация подбрасывает им задачки, а русские их раскусывают. Времени на тратя даром, русский папа бросается к визовому окошку, дети вцепляются в хвост очереди на контроль, а мама уже заполняет идиотские египетские туристические анкеты. Ей досталось самое трудное: вспоминая латинские буквы, мама грызет авторучку. Впрочем, какая разница, ведь египтяне в латинице смыслят не больше, чем она сама. Можно писать на листочках произвольную абракадабру.