Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Когда Орудж впервые увидел Балами, то решил, что и он его пациент, поскольку тот пришел, записавшись к нему на прием. Когда подошла очередь, в кабинет вошел коренастый смуглый мужчина средних лет с очень узким лбом. Кустистые брови, тяжело нависая над покрасневшими белками глаз, делали его облик тяжелым и страшным. Орудж, окинув его профессиональным взглядом, решил, что у него олигофрения, и тотчас подумал, что человек этот похож своим внешним видом на профессионального убийцу.

— На что жалуетесь? — спросил он, как всегда.

— На вас…

— Что?

— У меня есть жалоба на вас.

Но подобными ответами Оруджа не так-то легко было сбить с толку, поскольку он уже не раз встречался с манией, направленной лично против него. Решил начать с другого конца.

— Ваше имя? — спросил он, хотя на карточке оно и так значилось.

— Балами, по фамилии Дадашев. Я не болен. У меня на вас жалоба. Вы захватили мою дачу.

Орудж тотчас припомнил армянина, с которым был хорошо знаком.

— Ошибаетесь, — ответил он, — дача эта принадлежала одному армянскому врачу, который затем переехал в Москву.

— Не я, а вы ошибаетесь. До армянина эта дача принадлежала мне, точнее моему отцу, а до него — моему деду. Дача, на которой вы живете, — земля моих предков. Возможно, вы слыхали такое имя — Мешади Дадаш, так вот это мой дед. Я пришел просить вас возвратить мне мою дачу. Время теперь подходящее, каждый стремится вернуть принадлежавшее ему ранее имущество, и будет лучше для вас, если вы также вернете нашу дачу по доброй воле. Мне бы не хотелось, чтоб между нами из-за этого возникли споры, раздоры. Все, что я сказал, сущая правда. Здесь не может быть другого выхода.

— Мне эту дачу выделил трест дачного хозяйства. Обратитесь туда.

— Я не собираюсь никуда обращаться. Во-первых, потому что у меня на руках нет никаких документов, купчей и так далее, подтверждающих мои слова, во-вторых, вы известный ученый, врач… Вряд ли у вас отберут и передадут мне…

— Тогда что вы от меня хотите?

— Вот того и хочу, чтобы вы добровольно возвратили мне мою дачу.

У Оруджа чуть было не сорвалось с языка: «Вы в своем уме?», но он вовремя сдержался. Как психиатр не имел права на подобный тон.

— Хорошо, — сказал Орудж. — Я живу на этой даче уже пять лет, достроил второй этаж, сделал другие ремонтные работы. Где же тогда вы были все это время? Почему только сейчас очнулись?

— Это не имеет значения. Вы потратились, ну что ж, мы это обговорим и возвратим ваши затраты. Но и вы должны будете вернуть мою дачу. Я старший сын в семье, и эта дача принадлежит мне. Я прав? Я ведь предлагаю честную сделку?

— Нет, не честную, — посмотрев на часы, сказал Орудж. — У меня нет времени на пустые разговоры. Меня ждут больные. Всего хорошего.

— Значит, не возвращаете мне дачу?

— Нет.

— Почему?

— Не вижу смысла говорить, объяснять это. Дачу я получил законным путем, она моя, и я там буду жить.

— Нет, я не позволю вам там жить. Вы и дня там не останетесь.

— Почему? Вы ее подожжете или танк поставите у ворот?

— Это мое дело.

— Ну хорошо, а если я сообщу в милицию, что вы меня шантажируете?

— Я как раз этого и добиваюсь… Хочу, чтобы по вашей жалобе меня поймали и посадили за решетку. Сейчас уже время другое. Вас все знают. Представляете, какой ажиотаж поднимется в газетах. Да вас заставят кровью плакать. Будут говорить, мол, известный ученый, врач отобрал у бедного сельчанина дачу, в тюрьму его запрятал, оставил его детей сиротами.

У Оруджа лопнуло терпение.

— Знаете что? Пока я не взял вас за шиворот и не вышвырнул, убирайтесь — и чтоб я вас здесь не видел больше.

Балами спокойно встал, хмуро и тяжело глядя:

— Ну что ж. У меня два сына. Старшему Гусейнаге — двадцать один, младшему Гасанаге — девятнадцать. Если мне самому не удастся возвратить мою дачу, это сделают мои сыновья. Бог не терпит, если кто-то на чужое добро зарится. Не бойтесь людей, бога побойтесь, — закончил Балами свою тираду и, спокойно направившись к дверям, вышел.

Это случилось в пятницу. Назавтра Орудж должен был встретиться с Офелией. Но он позвонил ей:

— Завтра я буду занят и не поеду на дачу. Встретимся на следующей неделе.

Офелия, молча выслушав, ничего не ответила.

Однако и на следующей неделе Орудж, найдя причину, вновь известил Офелию о том, что не поедет на дачу. И не поехал. Отказался не только от ночи любви, но и от дружеской компании. Друзья удивились. Он же, оправдываясь, говорил, что, мол, отключили газ и свет на даче.