Его младший сын, войдя в комнату и увидев отца сидящим в кресле, подошел к нему, поцеловал в щеку, спросил:
— Пап, деньги есть?
— Зачем тебе деньги, сынок?
— Другу моему семнадцать лет исполняется…
— Нет… Но скоро будут.
Его младший сын, учащийся одиннадцатого класса, уже шесть лет слышал эти слова, привык к ним.
— Ну, дай бог, — сказал он и ушел, как и старший брат.
Сердце у него сжалось, сына было жалко, глаза наполнились слезами. Всего лишь раз моргнуть оказалось достаточным, чтобы потекли слезы, что, стекая по щекам, сливались в одну большую каплю в ямочке на подбородке и оттуда капали на грудь. Сердце кривошеего мужчины отогревалось, он постепенно приходил в себя, все существо его оттаивало, морщины разглаживались. Почувствовав, что он есть в этом мире, мужчина стал осторожно подниматься на ноги, хотя его движения скорее походили на движения человека, поднимающего что-то тяжелое.
Тыльной стороной ладони вытерев глаза, он открыл окно, смотрящее на школу, закурил, несколько раз глубоко затянувшись, втянул в легкие дым вместе с воздухом. Повторив это еще несколько раз, пришел в себя. Погода была пасмурной, бакинский ветер добросовестно исполнял свой долг, было уже под вечер — осенний вечер: все было так, как он любил, не хватало лишь проливного дождя. Очень хотел, чтобы полил дождь, тогда бы он, подняв голову, смотрел бы в небо, и дождь капал бы ему в глаза. Такое сейчас у него было желание.
Как только стенные часы пробили шесть часов, позвонили в дверь, и телефон тут же зазвонил. В этом доме такое случается часто. Он открыл дверь и сказал:
— Входи, входи, — вспомнив, что сегодня к нему должен был прийти журналист и пришел. Взяв его под руку, подвел к окну:
— Посмотри, как славно льет… Давай посмотрим до конца. — Подняв голову, хотел взглянуть на небо, но не стал, лишь вытянул руку за окно. — Смотри, как льет, а… Смотри, сынок…
— Там, где я родился, всегда дождь, туман… — заговорил журналист.
— Ты родился в Лондоне? — не отводя взгляда от окна, спросил кривошеий мужчина.
— Нет, в Ленкорани…
— Очень хорошо, — ответил кривошеий мужчина, по-прежнему не отводя глаз от окна, — мы сможем побеседовать, глядя на дождь?
— Нет, у меня свой стиль, надо присесть, чтобы поговорить.
— Что поделаешь…
Журналист улыбнулся, тем самым показывая, что доволен тем, что остался верен себе.
Кривошеий мужчина молча прошел и сел на свое место. Журналист торопливо достал диктофон, проверил его:
— Раз-два, раз-два… Вы готовы?
Кривошеий мужчина решил, что вопрос этот больше походит на вопрос фотографа. Нажав кнопку диктофона, журналист сказал:
— Мы с вами будем говорить открыто… И если мои вопросы покажутся вам слишком сложными, не обижайтесь…
— Приступай, сынок, сложные, так сложные…
— Значит, так… — Он открыл блокнот. — Мой первый вопрос таков: народ наш любит вас, как творца…
— К делу переходи… — перебил его кривошеий мужчина.
Журналист немного растерялся, потом осмелел и, натянуто улыбнувшись, сказал:
— Слушаюсь. — И тут же торопливо добавил: — Внебрачные дети были всегда, ваше отношение к ним?
— Очень хорошее. Незаконнорожденные дети — очень везучие. Если прикинуть, можно заметить, что зачастую именно они и являются хозяевами жизни. Дети эти бывают очень породистыми. Покойный Мичурин не сумасшедшим ведь был, когда прививал деревья. Поскольку у деревьев нет ни разума, ни чести, этот процесс у них осуществляется при помощи человека. У людей же прививка эта происходит сознательно и осторожно, тайно и интимно, так и идем мы по жизни, прививаясь друг к другу…
— Вопрос второй: приходилось ли вам видеть незаконнорожденных детей?
— Да, к тому же это были близнецы.
— Незаконнорожденные, да еще и близнецы?
— Я же говорил, — он улыбается, — сила людская — сила селя. Мичурин и сам был незаконнорожденным… И Герцен тоже…
— И Герцен?!
— А что, родственник вам?
— Не-ет… Да сразит его Аллах…
Журналисту стало жарко, он покраснел, облизнув губы, перешел к следующему вопросу:
— Вы — человек сведущий, так скажите, есть ли среди выдающихся людей нашей страны незаконнорожденные?
— Есть! — Пожевав губы, разжимая стиснутые зубы, повторил: — Есть, есть… Деде Горгут, Низами, Физули, Насими, Вагиф, Сабир, Мирза Джалил, вот и все!
Немного нервозно добавил:
— На подолах же, оставшихся наших мудрецов можно творить намаз, хоть вчерашних, хоть нынешних. — На мгновение он задумался. — В последнее время что-то засомневался я в Узеир-беке, кажется, и он тоже…
Читать дальше