Зденек Плугарж - Если покинешь меня

Вацлав горько усмехнулся. Дома девушки мечтали о тебе. Эва, та, последняя, дорого заплатила бы за твою благосклонность. Ты, сын уважаемой семьи, важная особа, мог выбирать, кого хочется, мог и бросить, как кожуру выжатого лимона, если любовь твоя теряла крылья. Что же с тобой стало? Почему ты страдаешь по этой одной-единственной? Ведь достаточно только пройтись наугад по баракам Валки — и к твоим услугам десятки девиц, не одержимых мыслью обрести утраченного возлюбленного! Крохотное интимное счастьице! Какая это пустячная, смешная проблема здесь, где сотни, тысячи людей борются за то, чтобы как-нибудь просуществовать, а некоторые и за саму жизнь!

«А тебе чего нужно?» — отозвался откуда-то из глубины души язвительный голос. Так в старину королевский шут осмеливался порой бросить правду в лицо своему повелителю.

Засунув руки в карманы. Вацлав бесцельно бродил по лагерю. Заглянул он и в кабачок. Настороженно осмотрелся: вуаль тяжелого дыма, знакомый хлест карт по столу, привычный звон бокалов, перебранка и остроты, взвизгивание девиц, пьяные выкрики. Катки здесь не было.

Вацлав вернулся в свою комнату. Через минуту из коридора донесся знакомый, немного сиплый голос, с ликованием возвестивший:

— В Валке праздник, братья! Скорее все в седьмую!

Отворилась дверь, и голос зазвучал громче:

— Братья и сестры! Собирайтесь все в седьмую. — Жабий рот Кодла с недостающим передним зубом улыбался.

Медленно и нехотя собирались обитатели барака в комнату Пепека: было слишком поздно. В такое время не проводят важных, имеющих практическое значение собраний.

Слово взял папаша Кодл.

— Братья и сестры! — сказал он. — Позвольте представить вам дорогого гостя: секретаря Совета свободной Чехословакии! [67] Совет свободной Чехословакии — реакционное эмигрантское «правительство». Он прибыл сюда, чтобы выслушать и ободрить вас. Не имея возможности обойти все бараки, он все же отказался выступить в клубе, потому что хочет своими глазами увидеть, как вы живете. Счастливый жребий пал на ваш барак. Вы сами поведаете гостю о своих испытаниях, хотя, впрочем, я уже это сделал за вас. — И папаша Кодл потрогал серьгу в оттянутой мочке.

В переполненной комнате поначалу даже трудно было разглядеть секретаря — чисто выбритого, здорового, загорелого мужчину лет двадцати восьми.

— Во-первых, прошу вас меня извинить, что до вашего барака я дошел в то время, когда вы, вероятно, уже подумывали о сне, — начал он звучным голосом в понурой тишине. — Но Валка велика, а у ваших братьев многое накипело на сердце. — Рука с куцыми сильными пальцами слегка ослабила воротник нейлоновой снежно-белой рубахи, тон голоса понизился на терцию, стал задушевным. — Я должен откровенно признаться, братья, что общее впечатление от Валки у меня далеко не блестящее… Вы живете здесь не так, как того заслуживают борцы за свободу нашей родины. Я даже видел тут вещи, которые, простите мою откровенность, но я иначе не могу, — потрясли меня.

Секретарь одернул пиджак из отличного английского твида и ускорил темп своей речи.

— Однако вопреки этой действительности, дорогие мои братья и сестры, умоляю вас и прошу об одном: не поддавайтесь ложным, абсолютно неверным впечатлениям, что вы тут якобы покинуты и забыты! Об этом говорили почти во всех бараках!

Хоть и правда то, что первоочередная задача Совета — это осуществление высокой, принципиальной политики, речь идет ведь о будущем новой, счастливой, всем нам такой дорогой Чехословакии! Но верьте, что мы о вас не за…

— Зима на пороге, а топить нечем, — прервал гостя хриплый астматический голос, прозвучавший откуда-то сверху из темного угла.

Секретарь с негодованием оглянулся.

— Идите сюда, взгляните, прежде чем говорить о высокой политике, — кто-то постучал костяшкой согнутого пальца по стоявшей на столе миске с недоеденным ужином. — Пять ложек мороженой картошки с так называемой рыбной подливкой — ужин для братьев — соратников по оружию. Сгнившая солома в тюфяках, не покрытых простынями, — постель для героев, борющихся за новую Чехословакию.

Воцарилась напряженная тишина.

— О, брат всегда был остер на язык. — Папаша Кодл потирал влажные ладони.

— Вам, вероятно, кажется, братья, — оратор начал нервно расстегивать и застегивать свой пиджак, — что кое-что делается не так быстро, как должно было бы. И вы совершенно правы! Но, поверьте мне, мы в Совете каждодневно печемся о вас! Понятно, что удручающие условия в Валке могут кое-кому из вас затуманить здравый взгляд на действительность во всей ее широте. Иной раз бывает трудно убедить наших благодетелей, которые нам так охотно предоставили убежище, в неотложности отдельных частных проблем. Мое положение поистине тяжкое, коль скоро я должен вам объяснять, что нам прежде всего необходимо договариваться с ними о проблемах основных, принципиальных.