Зденек Плугарж - Если покинешь меня

— Ты спятил, Пепек? — Ярда наконец сумел хоть что-то выдавить из себя, но это были не те слова, к тому же все равно было поздно. Глупо, ужасно глупо!..

Он бормотал что-то не то, и жесты его были тоже не те, он вконец запутался в сети, растянутой во мраке. А этот проклятый, выхваченный лунным светом, немигающий глаз сведет его с ума! Он торчит в темноте, как острие шпаги, направленной ему прямо в сердце.

— Отстранись от света! — истерически закричал Ярда, как ребенок, испугавшийся пугала.

Пепек медленно лег навзничь. В какой-то миг, когда его лицо целиком осветила луна, Ярда заметил в уголках его губ довольную усмешку.

Ярда как будто избавился от оцепенения, он начал быстро плести всякую чушь. «Заткнись, идиот», — подсказывает ему рассудок, но тщетно! Ярда был не в состоянии замолчать. Как смертельно больной начинает иногда говорить о будущем, так и Ярда строил планы вслух: телефонный справочник он срежет с цепочки в будке автомата, проездной билет он уже раздобыл. А Пепек, если он не способен на иные шутки, пусть замолчит и вообще пора закругляться. Пора думать о возвращении. Тут делать больше нечего.

Но Пепек молчал. Только сено пахло медом.

Наконец Ярда перестал говорить.

Он не знал, сколько времени пролежал с открытыми глазами, мучаясь от бессонницы. Голубовато-зеленый свет луны погас, в курятнике пропел петух. Что было потом, Ярда уже не помнил: опустошенный, он уснул под утро свинцовым сном.

Но долго спать ему не пришлось. Он проснулся как от толчка. По крыше как будто бегали голуби: дождь! Ярда отыскал глазами Пепека. Тот стоял и отряхивал попону от сена. Ярда мельком взглянул на часы: половина пятого.

— Ты что, с ума сошел — ведь еще рано!

Пепек аккуратно складывал попону и даже не взглянул на своего напарника.

Ярда встал. Что-то тут не так — это он почувствовал сразу же. Вдруг он схватился за карман и побледнел.

— Где мой револьвер?

Пепек спокойно бросил сложенную попону в ящик.

— Верну, когда перестанешь дурака валять. — Он подошел ближе. Лицо его сморщилось, голос стал хриплым. — Пора тебе понять, что в случае провала мы оба будем висеть на одной осине. И еще кое-что: я отвечаю за успех нашей операции и за тебя лично.

— Не имеешь права… — Ярда осекся: во дворе под чьими-то ногами заскрипел песок. Порывисто нарастал глухой шум насоса, жестяное ведро забренчало под напором хлынувшей воды. Ярда провел рукой по волосам. Проклятый вчерашний разговор, проклятая минута, когда к нему подсунули в качестве партнера эту гориллу. Ярду охватили ярость, бессилие и, наконец, растерянность. Пепек лишил его козырей и добился перевеса.

Человек, набиравший воду, ушел, шаги его затихли вдалеке. Пепек отряхнул от сена пиджак.

— Хотел я остаться здесь еще на день, да лучше убраться сейчас. Слезай!

Они прошли садом, задворками обошли село и мокрым полевым проселком направились в лес. Капли мелкого дождя, как слезы, стекали с прозрачного плаща Ярды. Этот плащ ему выдали перед отъездом в Мюнхене, но он чешского производства. Разведка учитывала все мелочи.

Пасмурный день только начинался, заплаканное небо низко нависло над полями, кругом ни души. Они шагали молча. Поди узнай, что творится в курчавой голове Пепека.

А в голове этой медленно ворочались тяжелые мысли. Нет, и он не хотел вступить на эту скользкую дорожку.

Когда-то к нему в лагерь приходил агент, но Пепек не согласился. И вот они заарканили его. Так или иначе, они всегда заполучат того, кого выследили. «Ярда — свинья», — думал Пепек. Он сразу почувствовал, что тут что-то неладно. По глазам парня было видно, что он способен на любой подвох и готов поживиться за чужой счет!

Мелкий дождик поливал пашни. Вода струйками стекала с чугунного креста, стоявшего у дороги.

Пепек широкой ладонью отер мокрое лицо. На какой-то момент он почувствовал усталость и отвращение к тому, чем ему приходится заниматься. Не хотел он этого, не его вина, что все так сложилось. Он рвался за океан, хотел жить хорошо и спокойно, затеряться там и загладить свой старый грех. Ведь в первый раз это было печальной случайностью: он не собирался убивать той женщины; видно, уж такая его судьба, что о бок с ним ходит смерть. Пепек огляделся. Ярда шагал мрачный, с выражением оскорбленной невинности. Вот сволочь! Нет, шалишь! Ты еще не дорос, сопляк. Не ты один такой хитрый, что захотел вернуться домой и заплатить за это чужой шкурой!

Лес, безмолвный и тихий, поглотил их. Клочья тумана повисли на кронах елей. Мертвый лес. В такую собачью погоду и птицы где-то спрятались. Только кукушка печально куковала, прощаясь с летом. Ее одинокий печальный голос еще больше подчеркивал гнетущую безлюдность этих мест.