Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— А я-то здесь причём? — разозлился Саранцев.

Ему самому стало сначала смешно, но раздражение быстро затопило грудную клетку и заставило сердце колотиться у самого горла.

— Не причём, конечно, — лениво отмахнулась Корсунская. — Если бы в телевизионных заседаниях правительства не изображал из себя так старательно сурового государственного деятеля. Я бы сказала, слишком старательно. Я думаю, при желании твоя администрация могла бы отслеживать происшествия такого рода, о котором я рассказала, и категорически их пресечь. Или тебе всё равно, смеются над тобой люди или нет?

— Разумеется, мне не всё равно. Но администрации президента хватает нормальной работы, помимо отслеживания всяческих глупостей.

— Это не глупости. Я даже думаю, кто-то из твоей же администрации эту промоакцию и учинил. Неужели кто-нибудь из районных или городских чиновников посмел бы всуе упомянуть твою должность?

— Когда ты видела этот чёртов автобус?

— Пару лет назад, кажется.

— Может, он вообще от времён Покровского остался? Почему ты именно ко мне его пристегнула?

— Не имеет значения.

— Почему же не имеет значения?

— Потому что ты с большим удовольствием вошёл в систему и очень удачно в неё вписался. Настолько хорошо, что даже сам Покровский, видимо, безгранично тебе доверяет.

— Пользоваться доверием Покровского — преступление?

— Конечно.

— Почему же?

— Потому что он доверяет только тем, кто ему безгранично предан. Ты ведь не станешь нас уверять, будто сознательно внедрился в команду генерала с целью развалить её изнутри?

— Я никуда не пробирался с целью развалить. Я просто занялся политикой.

— Очень успешно занялся.

— Да, успешно. И начал, когда генерал не стал ещё даже губернатором. И когда ты со своими друзьями, надо думать, смеялись над ним как над бессмысленным солдафоном и прочили ему скорый закат политической карьеры.

— Честно говоря, я вообще не помню, как я со своими друзьями относилась тогда к твоему Покровскому. Боюсь, мы о нём вообще не думали.

— Нисколько не сомневаюсь. А меня как раз турнули из строительной компании, следовало найти новую сферу приложения сил. Кстати, я семью должен был кормить.

— И тут генерал, из-за которого ты потерял работу, предложил тебе новую. И ты побежал к нему на зов.

— Работу я потерял из-за владельцев компании — они баловались всякими милыми шалостями, но козлом отпущения сделали меня. Кстати, так ты всё же интересовалась истоками карьеры Покровского? Или ты меня изучала?

— Просто читала всякое то здесь, то там. Трудно не узнать о тебе некоторых деталей биографии — на них ведь миф базируется. Прямо-таки «мы пойдём другим путём» в новом издании.

Саранцев ощутил под ложечкой прилив глупой ребячливой радости. Взрослому человеку и юристу действительно не зазорно читать о премьер-министре и президенте, но никакой сколько-нибудь заметной кампании в прессе по поводу его знакомства с генералом Игорь Петрович не припоминал. Значит, Корсунская приложила специальные усилия, разузнав почти интимные подробности.

— О чём вы говорите? — заинтересовалась Елена Николаевна. — Анечка, какой миф? Лично я ничего не слышала о строительной компании. То есть, я читала, что Игорь занимался строительством в Новосибирске, но никогда не слышала об увольнении из-за Покровского.

— Видимо, мифы обо мне распространяются исключительно в адвокатской среде, — решил в свою очередь съязвить президент.

— Дело не в мифах, — устало оправдалась Корсунская, — а в принципе. Он с самого начала занял позицию хозяина, а ты — его подчинённого-подопечного.

— Тоже мне — анархистка. У всех людей есть начальники.

— Кроме президента, — уточнила учительница.

— Президент тоже не всевластен.

— Но ему ведь никто не отдаёт распоряжений? — настаивала Елена Николаевна.

— Нет, но он ведь не может делать всё, что ему заблагорассудится. Свобода его воли ограничена законом. Спросите вот у юриста.

— Ограничена, только законы пишутся в угоду президенту, а не обществу, — политически заострила вопрос Анечка.

— Ты прямо с предвыборной речью выступаешь, — не удержался Саранцев.

— Да, выступаю. А ты можешь мне возразить?

— Конечно, могу. Конституция принята до Покровского. Много ты знаешь законов и указов, нарушающих её?

— Насколько мне известно, Конституционный суд без работы не сидит.

— Вот именно. И сотнями принимает решения в пользу граждан против государства. С одной стороны, это плохо характеризует качество отечественного нормотворчества, с другой — свидетельствует о торжестве закона.