Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Просто кошмар какой-то! Все обо мне всё знают, а я сама про себя ничего не знаю.

— Всё ты прекрасно знаешь, Анечка, просто не хочешь признать. И Конопляник вот молчит. Наверное, Игоря боится.

— Елена Николаевна, я нисколько не сомневаюсь, что дразнил его много раз и по разным поводам, — взмолился Мишка. — Но, раз Аннет в отказе, я на неё наезжать не намерен.

— За юбкой прячешься? — съязвила учительница.

— Я предлагаю закрыть эту тему, — вмешался Саранцев.

— А я предлагаю расставить точки над i, — взбунтовалась обличённая в невинном поцелуе. — Пускай он сам скажет.

Она не уточнила, кто «он», и что не названный по имени должен сказать, но все поняли и посмотрели на президента.

— Да, — сказал тот просто.

— Что «да»? — ошарашенно спросила Корсунская.

— Я неровно к тебе дышал, — постарался разрядить напряжённость Игорь Петрович.

— Что ты делал?

— Неровно к тебе дышал.

Одноклассница молчала и явно не верила. Теперь она сама захотела подтверждения от Конопляника и потребовала его. Тот утвердительно кивнул.

— Анечка, можно подумать, тебе неприятно внимание Игоря, пусть даже в прошлом. Он ведь был симпатичным мальчиком, разве нет?

— Елена Николаевна, умоляю, — поспешил вмешаться испуганный Саранцев. — Вы, пожалуй, сейчас начнёте обсуждать мои стати.

— Нет, ты действительно был очень приятным мальчиком. И очень скромным, иначе стал бы главным сердцеедом школы.

— Он не мог стать сердцеедом, — вставила Корсунская. — Боялся выговора по комсомольской линии.

— Можно подумать, ты не боялась выговора по комсомольской линии.

— Я не боялась.

— Ну конечно. Скажи ещё, что была диссиденткой и борцом с режимом.

— Не скажу. Но выговора не боялась.

— Да, потому что не пропускала без уважительных причин комсомольских собраний и субботников.

— Кто бы говорил! Идеолог задрипанный.

— Зам по идеологической работы школы — не секретарь райкома и даже не инструктор. Не функционер. Выдвинули на общественную работу — так куда же денешься. Вот и Елена Николаевна, кажется, руку приложила.

— Я сначала в председатели совета пионерской дружины пыталась тебя продвинуть, но не сдюжила, — призналась учительница. — Теперь всем остаётся только восхититься моей прозорливостью — когда ещё разглядела в обыкновенном пацане политический талант!

— Мы восхищаемся, — заметила Аня, но на президента по-прежнему старательно не смотрела.

— Наша Анечка хочет назвать меня приспособленцем, но хорошие манеры ей не позволяют, — пошёл на обострение Игорь Петрович.

— Дети, не ссорьтесь, — всполошилась Елена Николаевна. — Вот ведь только хотела покончить дело миром, а вы сейчас в волосы друг другу вцепитесь.

— Не собираюсь я её за волосы цеплять. Тем более, кос давно уже нет.

— Попробуй только вцепиться — я приёмы самообороны знаю, а твои охранники за дверью.

— Они не охранники, а сотрудники ФСО.

— Какая разница?

— Такая, что меня не сторожат, а сопровождают в целях обеспечения безопасности.

— И какая же опасность тебе грозит в этом кабачке?

— Заранее таких вещей никто знать не может.

— Ну конечно! Враги прямо головы себе вывихнули в раздумьях, как бы от тебя избавиться.

— Анечка, остановись, — утратила шутливый тон учительница. — Я, в конце концов, требую. У меня ведь ещё есть такое право, или вы уже взрослые и никому не подчиняетесь, кроме закона?

— Извините, Елена Николаевна, я не хотела. Просто не сдержалась.

— Нет-нет, ты продолжай, — тихо проговорил Саранцев.

Ему и в самом деле стало интересно, до каких глубин обличения режима дойдёт одноклассница. Отправляясь на ностальгическое рандеву, Игорь Петрович ждал от Корсунской многого, но вовсе не политической критики.

— Анечка, ты просто несправедлива. Игорь, с моей точки зрения, очень хороший глава государства. Даже самые заядлые оппозиционеры ни в чём страшном его не обвиняют, разве нет?

— Спасибо, Елена Николаевна.

— Ты меня не благодари, это просто моя последняя оценка тебе.

Корсунская молчала.

— Анечка, ты согласна? — напирала учительница.

— Он не страшный, он смешной.

— Смешной? О чём ты?

— О разном. Я вот как-то в Подмосковье видела автобус, у которого сбоку было написано «Дети», а ниже: «от президента Российской Федерации».

Секундное замешательство понадобилось аудитории для соединения слов в одну фразу, а потом Конопляник коротко хохотнул, как ни старался себя сдержать.