— И какие же ужасные меры подавления протестов у нас вступили в силу?
— Закон о борьбе с экстремизмом, например. Или ты не видишь в нём ничего предосудительного?
— Я бы хотел в ближайшем будущем увидеть его отмену.
— Не боишься революции?
— Считаю лучшим способом борьбы с экстремизмом сокращение злоупотреблений со стороны государства, улучшение качества законодательной базы и повышение эффективности экономической политики, которые все вместе способствуют повышению качества жизни подавляющего большинства населения.
— Это самый трудный способ. Гораздо проще выхватывать из толпы наиболее активных и способных повести за собой других, — чуть улыбнулась Корсунская, и Саранцеву почудилась в её глазах издёвка.
— Ты, всё же, должна признать — мирных протестующих, как правило, никто не хватает.
— Как правило. А сколько исключений из правил?
— Я не могу заменить собой разом суды всех инстанций по всей стране.
— С учётом особенностей нашей правоприменительной практики, ты давно должен был бы внятно и вслух подвергнуть этот закон критике.
— Что значит «подвергнуть критике»? Я президент и обязан соблюдать все законы — нравятся они мне или нет.
— Подвергнуть критике — не значит отказаться его выполнять. Понятие экстремизма до предела расплывчато, по желанию под него можно подтянуть любое проявление гражданского протеста. Если какой-то местный суд уже признал экстремистским лозунг «Долой самодержавие», куда же дальше?
— Я не имею право отменить закон, установленный парламентом. Конституционный суд тоже не поможет: в тексте речь идёт о санкциях за незаконные действия. Призывы к насилию и разжигание ненависти у нас действительно запрещены.
— Тогда зачем понадобился ещё один закон?
— У Покровского спроси.
— Ты и спроси! Я с ним за ужином не встречаюсь.
— Как ты себе представляешь наши взаимоотношения? Думаешь, мы лучшие друзья?
— Сомневаюсь. Но работаете, тем не менее, вместе. И уже давно. А ты до сих пор не можешь ему странные вопросы задавать?
— У нас официальные отношения.
— Вот ты официально у него и поинтересуйся. Вопрос ведь не бытовой, а очень даже политический. Я просто понять хочу: чего он так боится?
— Девяносто первого года он боится, чего же ещё.
— Но он же не бабушка с авоськой! Государственный деятель не должен руководствоваться страхами — так вся страна действительно в трубу вылетит. Испуг ведёт к насилию. Знаешь, дикие животные — кроме крокодила, кажется, — нападают на людей исключительно ради самозащиты.
— А крокодилы?
— А крокодилы на людей охотятся. Они слишком давно живут на земле, мы для них — голые и беззащитные новички, добыча. Медленно бегаем, ни клыков, ни когтей, ни дублёной шкуры. Они помнят времена, когда на наших предков охотились все хищники, но теперь все вымерли. Остались только мы и они, но они продолжают нами питаться.
— Ну, и к чему все твои аналогии между государственными деятелями и дикими хищниками?
— Да я всё о страхе. Страны начинают войны, когда боятся внешней угрозы. А внутри страны пугливые политики развязывают террор. Людей ведь так много — как узнать, кто из них чинит тебе козни?
— Ты думаешь, Покровский боится?
— Конечно. Все так думают. Если нет, зачем столько возни?
— Какой возни?
— Вокруг непарламентской оппозиции. Забыл бы о ней и не вспоминал вообще, а он не может.
— Конечно, не может — ему на каждой пресс-конференции напоминают. Ты идёшь на поводу у интеллигентского общественного мнения. Если премьер или президент — значит, всенепремнно, не спит ночами в поисках новых методов удушения свободы. И ещё — всеми возможными и невозможными способами выкачивает из народа жизненные соки и облегчает жизнь олигархам.
— Не так примитивно, но примерно. Если более точно, вы в любой ситуации ищете наиболее простые и дешёвые выходы, а правильный выход иногда дорог и сложен. Как во всей этой катавасии с экстремизмом, например. Ты ведь сам сказал: лучше сокращать злоупотребления и повышать эффективность власти, но как раз здесь ничего и не делается.
— Так уж и ничего.
— Именно. Ничего! Вы можете сколь угодно долго транслировать по всем телевизионным каналам репортажи о встречах вождей с народом, но проблемы ведь решаются иначе. Должна работать система, в которой каждый отдельный человек все свои бытовые вопросы может решить сам или в своём населённом пункте. Президент и премьер, даже вместе взятые и очень старательные, проблемы коммунального хозяйства по всей стране не решат.
Читать дальше