Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Тайна в данном случае ни при чём. Он не давал мне слова ни остаться, ни уйти.

— И до каких же пор вы будете держать страну в напряжении?

— Мы не держим страну в напряжении.

— Очень даже держите. Одна из основных тем всей прессы: кто из вас пойдёт на президентские выборы. Ты ведь не хуже меня знаешь. Или вы намерены схлестнуться в небывалой схватке? Если он тебя победит, в России начнётся новая эра: впервые в истории действующий глава государства потеряет свою должность в результате демократических выборов, проведённых на основе действующей Конституции. Ты войдёшь в историю!

— А если на выборы пойдёт только кто-нибудь один из нас?

— Тогда не случится ничего нового.

— А если пойдём оба, но победа останется за мной?

— Формально — ничего нового. Действующий президент переизбрался на второй срок — такое мы уже видели. Ты поразишь общественное мнение только в том случае, если отправишь в отставку Покровского и начнёшь проводить собственную политику.

— Я четвёртый год провожу собственную политику.

— Возможно, но никто не верит.

— Не надо верить, достаточно просто посмотреть и сравнить. Скажи, пожалуйста, разве экономический курс не сменился в сторону большей свободы предпринимательства? Разве не ослаблено давление государственных структур на бизнес?

— Наверное, в чём-то ослаблено. Но, честно говоря, у всех в голове одна мысль: Покровский ставит твоими руками эксперимент. Если некоторая либерализация законодательства даст положительный результат, он вернётся и просто воспользуется плодами твоих трудов. Если нет — он, опять же, вернётся и всё исправит. На него не ляжет ответственность за допущенные ошибки, а тебя ему не жалко.

— Это не эксперимент, это моя политика. Моя! Каким образом, по-вашему, в России премьер-министр может диктовать свои условия президенту? Всё, что известно о нашей Конституции в мире, её гиперпрезидентский характер. Хотя, между прочим, в своё время её проект был одобрен Венецианской комиссией, то есть Конституция на международном уровне официально признана демократической.

— Конституция, может быть, и президентская, но корректировать законодательную базу ты всё равно мог только при поддержке парламента.

— Разумеется, как же иначе? У меня нет законодательных полномочий.

— А в парламенте безраздельно царствует Единая Россия.

— В каком смысле «безраздельно царствует»? У неё абсолютное большинство, но несогласные могут направить в Конституционный суд любой закон, как и указ президента. Абсолютное большинство в парламенте у одной партии — вовсе не российское изобретение, и никакого противоречия принципам демократии и законности оно собой не представляет.

— Кто же спорит? Я просто хочу сказать, что все твои либерализаторские инициативы получили поддержку единороссов.

— Получили. Значит, они ущербны или ошибочны?

— Значит, Покровский тоже не возражал.

— Почему?

— Потому что во всей России никто, кроме тебя, никогда не поверит, будто единороссы могут проводить политику поперёк планов Покровского.

— И каковы же доказательства?

— Какие доказательства?

— Кто-нибудь доказал, что Единая Россия работает исключительно на Покровского и самостоятельной политической силой не является?

— Разве кто-нибудь из её лидеров хотя бы раз осудил хоть одно действие или слово генерала?

— А разве генерал когда-нибудь осудил публично хоть один политический шаг Единой России как партии?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что они в равной степени не считают нужным демонстрировать публике процесс совместной выработки решений, но наше абсолютистское общество трактует их отношения как подчинение партии Покровскому, а не наоборот. Тебе не приходило в голову, что генерал действует по указке единороссов?

— Не приходило.

— Почему же?

— Потому что мы живём в России.

— То есть, в дикой диктаторской стране с угнетённым народом и развращённой бездарной элитой?

— Всё не так одномерно.

— Всё совсем не одномерно. Как, по-твоему, нужно стране для решения многих финансовых проблем, в числе прочего, и увеличение пенсионного возраста?

— Думаю, нужно.

— Почему же его не поднимают?

— Боятся социальных волнений.

— То есть, кровожадная коррумпированная власть, избалованная вседозволенностью, боится своего раболепного народа?

— Отечественная история очень доходчиво учит: всякому терпению приходит конец. Собственно, единороссы прямым текстом говорят о своём страхе цветной революции в России.