— Я её знаю, и что?
— Закон о президенте тоже знаешь?
— Тоже. Имею некоторое представление.
— Президент где-нибудь назван всемогущим? Я имею в виду не в газетах, а в законодательстве?
— Не назван, но причём здесь название. Ты ведь назначаешь премьер-министра, разве нет?
— Назначаю.
— Назначение силовых министров тоже в твоём ведении, так?
— Так.
— Значит, ты имеешь законное право назначить на ключевые должности правительства своих людей, правильно?
— Премьер-министра должна утвердить Дума, а генерального прокурора — Совет Федерации. Ты рассуждаешь не как юрист, а как бабушка у подъезда, даже слышать странно.
— Ничего странного. С каких пор необходимость парламентского утверждения кандидатуры премьера стала представлять проблему для президента?
— С девяносто первого года. А ты не заметила? Ельцин своих премьеров продавливал в основном через придуманный им институт исполняющих обязанности, но стоит только какому-нибудь одному человеку опротестовать очередной подобный шаг президента в Конституционном суде, и порочная практика прекратится. На худой конец, от парламента потребуются только пара правок в тексте законов о правительстве и, может быть, о президенте, после чего глава государства окончательно упрётся в правительство парламентского большинства.
— Но ведь не упёрся пока?
— Почему не упёрся? Я не могу ничего приказать фракции Единой России в Думе.
— Но можешь назначить исполняющего обязанности премьер-министра.
— Вместо Покровского?
— Вместо Покровского.
— Как ты себе это представляешь?
— Очень просто, тебе нужно только подписать соответствующий указ.
— А если на следующий день против меня будет начата процедура импичмента?
— С какой стати?
— С такой, что закон требует утверждения кандидатуры премьер-министра нижней палатой парламента.
— То есть, тебе не только Единая Россия не подчиняется, но и генеральный прокурор и Верховный суд, раз ты боишься импичмента?
— А ты думаешь, они мне подчиняются?
— Де-юре — нет.
— Де-факто — тоже.
— Хочешь сказать, у нас в стране воцарилась демократия?
— А ты думаешь иначе?
— Разумеется. Думаю, прогресс по сравнению с советскими временами есть, но полное торжество народовластия пока не наступило.
— А ты можешь сказать, какие изменения существующих реалий убедят тебя в обратном?
— Если говорить о моей профессии, меня вполне устроил бы независимый некоррумпированный суд и вменяемая законодательная база. Но вряд ли можно реформировать страну по частям, поэтому от политического режима никуда не уйдёшь. Тем более, именно политические институты могут повлиять на систему правосудия.
— И что же с политическим режимом?
— Главным итогом успешного реформирования я бы сочла систему государственного устройства, в которой политики боятся избирателей, а не вышестоящего начальства.
— И эти политики кратно поднимут пенсии и пособия, во столько же раз снизят цены и скрутят в бараний рог крупные корпорации?
— Почему?
— Потому что большинство избирателей хочет именно этого.
— Но ведь большинство избирателей уже давно поддерживает Единую Россию, хотя та ничего подобного не делает.
— Они её поддерживают, поскольку считают все остальные партии ещё хуже. Кстати, не такое уж и большинство — чуть больше половины в среднем по стране, в отдельных областях — намного меньше. Якобы ужасную правящую партию, которая якобы подавляет оппозицию и угнетает народ, поддерживает около половины избирателей, а остальные голосуют за другие партии. Ты согласна?
— Согласна, ну и что?
— Какие же ещё доказательства тебе нужны? Я не собираюсь доказывать, будто Россия стала мировым оплотом демократии, но называть её автократическим режимом просто некорректно!
— Тогда у меня к тебе прямой вопрос. Только отвечай тоже прямо, не виляй. Договорились?
— Договорились.
— Каков, по-твоему, был бы уровень электоральной поддержки Единой России и особенно лично Покровского, если бы федеральные телевизионные каналы не контролировались его же собственной администрацией?
Саранцев замолчал и некоторое время смотрел на Корсунскую, пытаясь увидеть на её лице признаки улыбки или другие появления несерьёзности. Солидная образованная женщина, а рассуждает, как восторжённые молокососы на демонстрациях.
— Тогда у меня встречный вопрос: где сейчас была бы вся нынешняя самоотверженная оппозиция, если бы не Покровский? Ты думаешь, во власти?
Читать дальше