Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Формально — нет.

— Вот именно — формально. А если честно — предал. Но осудить его может только тот, кто выдержал пытку. Мальчики и девочки часто видят себя героями и уверены, что знают правильные ответы на трудные вопросы. Я вот уже состарился, но по-прежнему верен идеалам своей прыщавой юности — к чему бы это?

— Вы так говорите, будто назвали на допросе чьё-то имя, — бесцеремонно высказала Наташа своё интуитивное девчачье подозрение.

— Я не называл имён на допросах, — сухо возразил Ладнов. — Просто уже давно думаю о подвиге и предательстве. По необходимости, а не от безделья.

Наташа уже сделала выводы из услышанного — молодость не давала ей времени на размышления. Ладнов не имел ни малейшего представления об отцовском предательстве. Предательство означает безразличие или ненависть. Её отец уже много лет не задавал ей никаких вопросов, ввиду полного отсутствия интереса. С пьяного спросу мало, но и трезвым он на неё даже не смотрел. Где там интересоваться школьными событиями! Он и её дни рождения игнорировал. Она очень хотела поспорить с ним о чём-нибудь. Пусть он не согласился бы с её участием в оппозиции и пытался её отговорить, но проявил бы к ней небезразличие! Речь ведь не о политике, а о его дочери — ему следовало выдавить из себя хоть слово, но он молчал и смотрел по телевизору хоккей или футбол.

— Вы ничего не знаете о предательстве, — выпалила Наташа и несколько озадачила старого диссидента.

— Хотите сказать, вы знаете больше меня?

— Конечно. Отец может предать только одним способом — забыть. Ваш о вас не забывал, судя по вашим же словам. А вот мой опять провалялся под каким-нибудь забором всю ночь, а утром явился и стал ломиться в дверь, словно ему здесь бомжатник какой-нибудь.

— И вы ему не открыли?

— Ещё чего! Перебьётся.

— А ваша мама?

— Она уже на работу ушла.

— И часто с вами такое случается?

— Не открыла я ему первый раз. А ночует неизвестно где — часто.

— Он ведь снова напьётся.

— Напьётся, если собутыльников найдёт.

— Знаете, Наташа, вы говорите, как уставшая жена о непутёвом муже.

— Мне всё равно. Он меня предал, и я его никогда не прощу.

— Может, он просто болен?

— Болен. И болезнь называется — подлость.

— Нет, Наташа, вы заблуждаетесь. Возможно, он просто не выдержал давления и сдался. У каждого человека есть свой предел.

— Почему же мама выдержала?

— Я же говорю: у каждого человека есть своей предел.

— Он же мужчина! Его предел должен быть выше.

— Ничего подобного. Мужчины как раз чаще ломаются под гнётом жизненных обстоятельств — их не удерживает на плаву ответственность за детей. Здесь вступают в силу законы биологии, ничего не попишешь.

— Меня не волнуют законы биологии.

— Насколько я вижу, как раз наоборот: волнуют, и очень сильно. Вы приговорили своего отца к отлучению, а могли бы ему помочь.

— Я ему?

— Да, вы ему. Вы же его дочь.

— Вот именно, дочь! А он — отец. Он должен обо мне заботиться, а не водку жрать.

— Наташенька, вы уже взрослая дочь. Теперь вы должны о нём заботиться.

— Он меня бросил, когда я ещё была маленькой.

— Но теперь-то вы взрослая, — Ладнов смотрел на неверную дочь исподлобья, но совсем не так, как на аудиторию с трибуны, а так, словно всё и давно о ней знал. — Ваше желание отомстить отцу доказывает только вашу инфантильность, а не его преступление. Теперь он — жертва, а вы — плохая дочь. Извините уж за откровенность.

— Плохая дочь?

— Увы.

— Я его предаю и я — плохая дочь?

— Я понимаю, вам неприятно меня слушать. И, тем не менее, возьму на себя смелость посоветовать: в следующий раз обязательно откройте дверь. А когда он протрезвеет, проявите о нём заботу.

— Чтобы он издевался уже не только над матерью, но и надо мной тоже?

— Даже если он будет над вами издеваться ещё десятилетия. У вас нет и никогда не будет другого отца.

— Я у него тоже одна.

— Несомненно.

— Вот пусть он это поймёт, наконец.

Ладнов промолчал — не хотел доказывать обиженному подростку его неправоту и навлекать на себя гнев времени.

— Какая у вас напряжённая и насыщенная жизнь, — невозмутимо отметил Худокормов. — У меня всё иначе.

— Неужели ваши родители, Леонид, участвуют в вашей политической активности? — иронично приподнял брови Ладнов.

— Нет, конечно. И даже боятся, моего будущего ареста, как я ни пытаюсь их разубедить. На все доводы они отвечают: мало ли, как дело повернётся.

— Вполне естественный ход мысли. В стране, где никогда не существовала институциональная демократия, логично ждать массовых репрессий против оппозиции. Правда, единственный способ предотвратить их — делать хоть что-нибудь для предотвращения подобного оборота.