– Неужели вы всерьез полагаете, что мы намеренно вызвали социальный конфликт, чтобы не вносить изменений в Конституцию? – недоверчиво улыбаясь, спросил Киси.
– Да, потому что настоящая Конституция – ваша самая надежная опора. После июньских событий даже плохо разбирающимся в политике людям стало очевидно, что наша Конституция перестала быть эффективной платформой для противостояния режиму или мобилизации революционных сил. Урок, который я вынес, состоит в том, что с этого времени Конституция может быть изменена только в результате правого государственного переворота или массовой революции слева. Именно поэтому ваша «Третья партия» должна оседлать тигра, то есть выбрать средний путь.
– Ваша гипотеза недоказуема, – заявил Сато.
– Меня интересует не ее доказательство, а ее применение на практике.
– О каком применении может идти речь? – спросил Киси, хитро улыбаясь. В этот момент он был похож на самодовольного чеширского кота. – О применении в вашей творческой практике? Всем известно ваше пристрастие к скандалам.
– У меня есть только одно пристрастие – пристрастие к литературе. В этом плане я действительно амбициозен.
– Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать литературные проблемы, – заявил Сато. – Если вы хотели поговорить на эту тему, вам следовало вступить в литературное общество.
Сато сделал вид, что не понял намеков старшего брата. Я заподозрил, что дело было не в тупости Сато и не в большом количестве выпитого им виски, а в его хитрости и коварстве. Он только притворялся пьяным. На самом деле Сато внимательно следил за разговором и прекрасно понимал, что под «пристрастием к скандалам» Киси подразумевал мою причастность к послевоенным финансовым проектам и мое сотрудничество с Сэмом Лазаром и отделом Джи-2.
Граф Ито дал мне время осознать, какую двуличную игру ведут против меня братья, а потом заговорил:
– Я полагаю, Мисима-сан является членом уже довольно большого количества литературных обществ, и, следовательно, если он все-таки завел с нами речь об интересующей его проблеме, значит, она носит внелитературный характер и может быть адресована такому собранию, как наше. Я прав?
– Вы совершенно правы, Ито-сан. Вопрос, который я долго обдумывал, выходит за рамки литературы. Он состоит в следую-щем: что произойдет, если я напишу художественное произведение, глазным персонажем которого будет император?
Выражение лиц Киси и Сато оставалось невозмутимым, из всех присутствующих мое заявление удивило лишь Цудзи.
– Вы подвергаетесь нападкам как слева, так и справа, – предупредил он меня. – Ваши действия не останутся безнаказанными.
Граф Ито, усмехаясь, рассматривал набалдашник своей трости.
– Вам, как автору пьес для современного театра Но, Мисима-сан, наверное, нет необходимости напоминать слова Зеами. Он сказал, что никогда не станет вводить в свои пьесы персонаж императора, потому что жизненный опыт Его величества не походит на наш и у нас нет возможности изучить его жизнь во всех подробностях.
– Я знаю эти слова Зеами, но он жил в четырнадцатом веке, а с тех пор мир сильно изменился. Мы больше не можем игнорировать того, что наш император олицетворяется с «демократической» Конституцией. Раньше мы знали, что Драгоценному голосу нет необходимости отдавать публично приказы, чтобы править страной, что Его императорскому величеству не надо требовать актов почитания от своих подданных, чтобы обладать божественной сутью, потому что император правит в душе каждого из нас, и поэтому нация ведет себя должным образом.
– Возможно, я выражусь не совсем деликатно, – сказал граф Ито, – но у императора нет другой одежды, кроме Конституции, а вы хотите, чтобы он утратил и ее. Зачем вы так суетитесь, агитируя за «реставрацию» власти императора, когда это де-факто уже произошло? Ваше молчание принесло бы Его величеству больше пользы.
– Должно быть, мне так и не удалось объяснить вам свою позицию. На мой взгляд, оказаться полезным Его величеству можно, только рискуя собой ради него в акте поддержки, который обречен на полную неудачу. Думаю, что все вы знаете историю Такинори Кодзимы, военачальника, жившего в эпоху средневековья, в 1332 году он участвовал в неудачной попытке спасти императора Годаиго от изгнания. Слава Такинори выдержала испытание временем, о нем помнят спустя шесть столетий, несмотря то, что он потерпел поражение. Но почему? Этому способствовало стихотворение, слова которого он вырезал на вишневом дереве так, чтобы проезжавший мимо император заметил их.
Читать дальше