– Вот именно. Но что заставляет тебя столь срочно жениться?
– Перед тем как лечь в онкологическое отделение клиники на обследование, мама сказала мне: «Тебе тридцать три года, ты известный писатель, но все еще не женат. Я – старуха и скоро умру. Ты должен пожалеть меня и подумать о женитьбе». Вот я и решился на брак.
– Но это было несколько месяцев назад. У твоей матери не нашли рака, и ей не грозит скорая смерть. К чему же такая спешка? Она, как и я, в недоумении и не понимает, почему ты связался с этими Сугияма.
– Она пригрозила, что убьет себя.
– Кто? Твоя мать?
Глаза Азусы стали круглыми от изумления.
– Нет, моя избранница. Мисс Сугияма Йоко. Она сказала, что покончит с собой, если отец будет чинить препятствия нашему браку.
Азуса сардонически усмехнулся:
– Да, это сильно огорчило бы старика Сугияму. Но вряд ли твоя избранница говорила всерьез.
Я пожал плечами:
– Кто знает? Она очень решительный человек.
– Мне бы не хотелось, чтобы в нашей семье появилась еще одна упрямая женщина.
Я пытался разобраться в том впечатлении, которое произвел на меня агори, махант Крин Рамджи Баба, и невольно вспомнил историю своего сватовства к Сутияма Йоко. Впрочем, было бы трудно сказать, какая связь существует между этими двумя событиями. Наверное, ассоциация возникла в моем мозгу из-за рассеянности и усталости. И я стал вновь перебирать в памяти то, что пережил несколько часов назад.
Всю жизнь я растратил впустую в Каси, Но перед смертью я встал И отправился в Магахар.
По дороге в Магахар доктор Чэттерджи цитировал исполненные иронии стихи поэта Кабира.
– Добро пожаловать на берег задницы, – сказал он, когда мы переехали мост Мальвия, – в лепрозорий маханта.
Невысокая глиняная стена и заросли фикуса скрывали со стороны дороги колонию прокаженных Рамджи Бабы. На ее территории стояла дюжина зданий. В тусклом свете газовых фонарей я увидел, что они сложены из шлакобетонных блоков. Под крышами из рифленой жести сидели голуби. Ни один из обитателей колонии не был похож на больного проказой.
– Для их лечения махант использует методы традиционной индийской медицины Аюрведы, – сообщил доктор Чэттерджи. – Сюда часто приезжают медики со всего мира, чтобы узнать, какими лекарствами пользуется махант. Но он держит их в строжайшем секрете.
– Вы хотите сказать, что ему удалось вылечить прокаженных и населяющие колонию люди практически здоровы?
– Только до тех пор, пока они остаются в колонии. Если окажутся за ее пределами, то сразу же снова заболеют.
Очень странно.
По территории колонии свободно бродили дворняги. К сложенному из кирпича зданию с портиком подкатил джип, такой же старый, как и наш седан, и из него вышел чисто выбритый человек неопределенного возраста, одетый в шорты цвета хаки, залатанный джемпер и высокие ботинки. На крыльце, освещенном керосиновой лампой, он обернулся и взглянул на нас.
– Это махант Крин Рамджи Баба, – сказал доктор Чэттерд-жи. – Церемония какра-пуйя сейчас начнется.
Мы вошли в дом маханта. Главное помещение было освещено одной-единственной свешивающейся с потолка электрической лампочкой. До моего слуха доносились звуки работающего дизельного двигателя, вырабатывавшего электричество. Крин Рамджи Баба успел раздеться догола и теперь восседал, как на троне, на кровати, стоявшей на небольшом возвышении. На стене позади маханта мы увидели фреску, выполненную в наивном стиле. На ней был изображен обнаженный махант, сидевший, как и положено агори, в позе лотоса на трупе. В правой руке он держал фигурку распятого Иисуса, а в левой – фигурку Ленина, указывающего путь в светлое будущее.
Дядя доктора Чэттерджи был действительно удивительно красивым мужчиной, хотя ему перевалило за семьдесят. У него был пугающий взгляд сумасшедшего. Как и слоноподобный мнимый агори, которого я видел на веранде почтового отделения, махант самодовольно улыбался. В его улыбке было что-то похотливое, отталкивающее. Я, как и собравшиеся в помещении люди, сидевшие на тростниковых циновках, не мог долго вынести его взгляда и, опустив глаза, стал рассматривать изъеденную термитами деревянную кровать.
Приехавшие на церемонию последователи Крин Рамджи Бабы были представительными людьми, и доктор Чэттерджи стал рассказывать мне о них, почти не понижая голоса. Показав рукой на тучную матрону в пенсне в золотой оправе, он сказал:
– Это директриса школы для девочек в Бомбее. А вон тот джентльмен – инспектор полиции из Дели. Рядом с ним государственный служащий и бухгалтер…
Читать дальше