Шарль Рамю - Великий страх в горах

— Они просили Пона подняться… Это зараза.

— Невероятно!

Он все это видит и ждет, что скажет она. Он ищет ее взглядом, но не находит. Тут перед ним предстала странная картина: как будто перед деревенской скамейкой возник большой камень, и скамейка исчезла. Люди и лица стерлись, стали серыми, размытыми и тусклыми, как застиранное белье; Жозеф понял, что находится в таком месте, где кроме него никого нет; он снова почувствовал, как далек он от нее и от всего, что осталось там, внизу. Он брел среди камней, которых становилось все больше; камни громоздились друг на друга справа и слева от него; а потом что-то впереди заставило его остановиться. Он увидел, что дошел до дальнего конца пастбища; дальше идти было некуда. Оставалось только запрокинуть вверх голову и смотреть.

Там, наверху, глаза могли различить нечто, напоминающее белесый туман, сливавшийся с небом, похожим на влажную землю; потом, чуть ниже, был виден ледник, верхнюю часть которого скрывали облака; верхняя его часть была закрыта облаками, а нижняя была свободна и светилась местами зеленым, местами голубым светом. Повсюду, где еще лежал снег, ледник светился зеленым; а голый лед был такого цвета, какой бывает, когда смотришь сквозь осколок синего стекла. Ледник возвышался над ним и катился вниз, оставаясь неподвижным: тысячеметровый водопад, превратившийся в камень, застывшие водовороты, потоки, кипение, брызги, и спокойные струи, — застывший поток, продолжавший внизу свой бег в виде горной реки, извергавшейся из последней расселины между двух широких белых когтей в черной окантовке.

Ледник преграждал Жозефу путь и возвышался перед ним во всем своем великолепии. Жозеф запрокинул голову вверх, потом опустил и снова поднял. Перед ним высилось нечто невероятное, невозможное и непонятное, ни на что не годное и ничего не рождающее, словно ты стоял на краю жизни, на краю мирозданья, на краю жизни и мирозданья.

Жозеф снова скользнул взглядом вверх, потом вниз: ему казалось, что если он повернется к леднику спиной, тот снова придет в движение и набросится на него сзади. Он не мог идти вперед, но и не смел повернуть назад. Освещение снова изменилось, свет поблек, послышался шум падающих камней. Иногда раздавался скрип, так скрипит сетка кровати, когда на ней ворочается спящий. Потом снова покатились камни, покатились слева от Жозефа, покатились именно тогда, когда он совсем было собрался уйти, но не мог решиться; он не хотел уходить, но в то же время очень этого хотел; как раз тогда и покатились камни.

Он взглянул вверх: может быть, это серна, или какое-нибудь другое животное (в горах иногда можно встретить сурка, лису или зайца, горного белого зайца), остатки жизни, которые принесли бы ему радость, принесли радость среди этого мертвого безмолвия. Он стоял, не двигаясь, и только поворачивал голову, поворачивал голову, но не двигался с места; и тогда справа от себя он увидел человека, это был именно человек, человек цвета камня; и этот человек пробирался среди камней, прятался за каменной глыбой, а потом вышел из-за нее, отделился от нее, и мелкие камни, похожие на те, что дробят кувалдой дорожные рабочие, покатились вниз у него из-под ног. Кто-то в одежде, кажется человек, но человек цвета камня, человек, похожий на большой камень, большой катящийся вниз по склону камень; Жозеф пригляделся, присмотрелся внимательней, хотя ему очень хотелось убежать, но бежать он не мог; он присмотрелся, узнал, кто это, но подумал: «Не может быть!» Подумал: «Невероятно! Как он тут очутился?… Но это и вправду он».

Жозеф убедился, что это Клу, потому что в этот самый момент тот окликнул его:

— Жозеф, это ты? Подожди меня.

Клу просил его подождать, хотя Жозеф и так стоял на месте, когда к нему подходил Клу; теперь он видел его куртку с большими, набитыми чем-то карманами:

— Жозеф, а ты что тут делаешь?

На нем была толстая серая куртка с широкими плечами, похожая на окружающие скалы, на скалы, из-за которых он появился, того же цвета, что и эти скалы; казалось, он катится к нам, как один из тех камней, что он потревожил при спуске.

Потом он остановился.

— Понимаешь, это мое ремесло… Да, ремесло.

И он продолжал:

— А что ты?

Но ответа не получил.

Он снова начал спускаться:

— Или тебе тоже стало интересно?

Было слышно, как он рассмеялся, стало слышно, потому что он снова остановился, и камушки, сыпавшиеся у него из-под ног, сталкивались и терлись друг о друга и, казалось, смеялись вместе с ним.