Шарль Рамю - Великий страх в горах

— Просто ты, Староста, решил тягаться с тем, кто сильнее тебя…

Эта фраза, без сомнения, завершала длинную речь, которую никто не расслышал из-за дыма, ветра, гула голосов и шума дождя, — а потом все вдруг замолчали, и услышали слова Мюнье:

— … с тем, кто сильнее тебя… Они могут быть очень злыми, если надумают вмешаться…

Разумеется, он говорил о горах:

— Есть места, которые они берегут для себя, места, куда они ходить не разрешают…

На этот раз молчание затянулось.

— У нас есть опыт… Но ты, Староста, соображаешь туго, и твоя душа закрыта. Слушать нас ты не захотел, а теперь уже слишком поздно… Случилось то, что случилось, и это твоя вина, Староста.

Он поднял взгляд на Старосту, и все замолчали, чтобы посмотреть, что тот ответит; и Староста заговорил:

— Неужели? Мы же голосовали! И еще не известно, зараза это или нет. Неужели нельзя подождать, что скажет Пон?.. Но если предположить, что это зараза, так ведь не в первый же раз… Разве не болели недавно животные в Шабле, и в Антремоне и Эвенейре прошлой зимой? Что, разве не так?

Староста понимал, что проигрывает.

— А в Шардонн?.. (в пивной снова стало шумно, очень шумно, но он продолжал говорить). — Поэтому я и предложил: «Проголосуем». И вы проголосовали, разве нет? И большинство было «за», ведь так?

Многие кивали, потому что у Старосты еще оставались сторонники, но их стало гораздо меньше:

— Все, что я делал, я делал потому, что хотел, как лучше…

В наступившей тишине громко раздавался шум дождя и ветра, дождь стучал по крыше, ветер свистел за окнами, и все думали: «Как они там, бедняги?», но Староста продолжал:

— Я видел, что двадцать лет пропадала зря прекрасная трава, а наши коровы голодали, и коммуна становилась все бедней и бедней… Я хотел сделать как лучше. Случай представился, и я вам сказал: «Вы вольны, вольны решать. Если нет, скажите — нет, если да, скажите — да…» Не я виноват в том, что вы сказали «да».

Компондю сказал: «Он прав», — но Мюнье отрицательно качал головой. И снова шум помешал им расслышать, что говорил Староста.

Они вдруг заговорили все разом; заходили туда-сюда по залу. Поднимали кулаки, с грохотом опускали их на столы. Вино перекатывалось в стаканах, вино наклонялось, наклонялся стол, и казалось, что стены зала, да и весь зал качается в дыму, сквозь который глядели две медные керосиновые лампы под круглым стеклянным колпаком, похожие на два желтых прищуренных глаза. Все наклонялось и выпрямлялось, как в каюте корабля. Они касались друг друга плечами, сидя за столом, плотно прижавшись друг к другу, а когда кто-нибудь протягивал руку за стаканом, все наклонялось снова. Толстуха Аполлина то появлялась между столиками, то куда-то исчезала, ее окликали, и она приходила и уходила, протискивалась, как могла; но не стоило тешить себя надеждой. Потому что все знают, хорошо знают, что если уж оно началось… Кто-то вошел. Разговор прервался, потому что кто-то вошел. У вошедших по лицу текла вода, переливаясь через поля шляпы, ее было много на полях, и она стекала вниз тонкими ручейками, когда вошедшие наклоняли голову. Вошли четверо с ружьями; это были караульные, которых только что сменили, и от их грубошерстной одежды шел пар, и этот пар смешивался с дымом… Известно, беда не приходит одна… А мул?… Дверь открылась и снова закрылась. Дверь открывается и закрывается: кажется, что эта жуткая ночь тоже хочет войти внутрь; кто-то сказал: «Закройте дверь!»

— А мул? Это что, нормально? Ты видел Ромена?

— Нет.

— А я видел… Закройте дверь!

И сквозь шум:

— Пришла беда — отворяй ворота.

— Я его видел; он мне все рассказал. Знаешь, этот камень… Это место тебе известно не хуже, чем мне; послушай, его ведь выбрали специально?.. И кто-то этот камень…

Потому что беда никогда не приходит одна; беды женятся, рожают детей, как в Писании.

— Сначала кровь… Потом, в середине, скот… А потом наступит тьма.

И среди громкого шума:

— Если бы они сделали так, как говорил Бартелеми, если бы у них у всех были такие записки…

Они то говорили все разом, то по очереди, и в пивной, и под дождем, вместе выходя за дверь, собираясь на улицах и перед домами, на лестнице и на крыльце под дождем; в эту ночь сон к нам не пришел, его не было с нами в эту ночь, в одну из самых коротких ночей в году, в одну из тех ночей начала июля, которые заканчиваются, едва начавшись.

И вот уже пора было идти обихаживать оставшихся в деревне коров; да и Пон собирался уходить. Видели, как он закидывал за спину набитый ранец, прислонив к скамье посох с железным наконечником.