Виктор Пожидаев - Чистые струи

— Баб — сюда, холопов — на конюшню! — вроде и пошутил, вроде и всерьез предложил кто-то. И все они посмотрели на сматывающую удочку Надюху.

— Эй! Девочка! Иди сюда! Пить будем, гулять бу…

Петя секундой раньше понял, что совесть его в мизерной доле миллиметра от того, что будет потом мучить всю жизнь. Он ринулся на них сквозь сжавший сердце страх, сквозь звон оглушающей мысли о том, что это, может быть, конец. Заметил только, что они отпрянули, словно повеяло ветром, почернели головешками старого кострища. Да и все вот так же почернело вокруг, предвещая будто страшной силы ураган с ливнем и снегом. Это, рожденное его же внутренним состоянием, видение Петя запомнил отчетливо и навсегда.

Ломаясь и корчась от встречных ударов, Петя видел Надюху. Она не кричала, не бегала вокруг, как сделала бы на ее месте любая другая женщина. Пете почему-то показалось, что она деловито хлопочет у костра, подталкивая под чайник пылающие сучья.

Потом был страшный визг — Надюха сунула головню, кажется, прямо в лицо тому самому, что поразился наличию на природе прекрасного пола.

— Ублюдки! Подонки! — раздувая ноздри, говорила она в спины им, макающим в реку обожженного товарища.

По тому, как они, оглядываясь, смотрели на нее, Петя понял, что самое страшное впереди… И, не дожидаясь этого страшного, с поразившим его самого диким криком врезался в заслон из этих спин. И бил их, бил кулаками, ногами, не испытывая ничего, кроме ненависти.

Потом они с Надюхой пытались вспомнить, как все было дальше, но ничего не получалось. Память рисовала только ревущую в кустарнике машину и валявшиеся бутылки на опустевшей полянке.

Они и потом приезжали сюда, но Петя не ощущал уже той внутренней раскованности, которая посещала его здесь раньше.

…Воспоминание пришло сегодня, скорее всего, неожиданно. Но разве можно утверждать, что пришло оно неожиданно, если и сейчас, раздваиваясь и волнуясь, Петя понимал, что телеграмма стала ему почему-то дороже торопливой записки…

— Ты, Петро, — сказал облаченный уже в простенькие брюки и рубашку, застегивающий большую клеенчатую сумку, Слава, — похоже, куда-то намыливаешься, а? Брось, пойдем с нами!

И Петя вдруг согласился, полез в чемодан за плавками. Странное облегчение почувствовал он, выходя с товарищами из комнаты.

Пляж был уже рядом — за виадуками. На берегу, почти сплошь покрытом людской массой со всеми ее принадлежностями, царил сонливый покой. Жара убила в людях резвость, и те, что заходили в воду, вели себя умиротворенно и кротко. По выцветшей голубой глади воды еле заметно двигались общественные лодки, выдаваемые отдыхающим по предъявлению паспорта.

Они уже шли по деревянному настилу виадука, когда за близким поворотом зазвучал сиплый голос приближающейся электрички. И вот показалась ее тупая, в красных полосках мордочка.

Петя забыл все переживания сегодняшнего дня. Он, как-то странно поглядев на товарищей, словно против воли влекла его куда-то неведомая сила, метнулся к спуску и загремел окованными уголком ступеньками.

В вагоне он не усидел, вернулся в тамбур и то зажигал, то тушил горькие сигареты. Поезд шел слишком быстро. Нет, слишком медленно… Сзади загородили солнце. Он обернулся и только теперь вспомнил, что не взял билета.

— Пожалуйста, не ругайтесь… — начал он выворачивать карманы. — Пожалуйста… Я ведь забыл, совсем забыл. Это так быстро…

Он протянул деньги, не догадываясь в волнении, что это слишком много — все, что попали под руку. Контролеры посмотрели друг на друга, отвернулись и пошли в вагон. Петя держал деньги в опущенной руке и сквозь ясное стекло двери долго провожал их смущенным взглядом.

…Еще было слишком рано. Петя изучал морской вокзал, стараясь внушить себе хотя бы подобие спокойствия. Он ходил по огромным полупустым залам, останавливаясь перед витринами и вывесками, всматривался, вчитывался, оглядывался и видел отчетливо только большие электрические часы, подгонявшие стрелку от девятки к десятке. Потом внезапно наткнулся на расписание пассажирских поездов. И показалось, что «Благовещенск — Владивосток» было написано крупнее, чем все остальное. Дошло вдруг, что этот неспешный поезд уже принял в шестой вагон Надюху и изо всех сил старается доставить ее сюда точно по расписанию. Сюда, где он ждет сейчас совсем другую, зная об этом поезде и о его стремлении.

Петя почувствовал совсем уж детский стыд, почувствовал себя шкодливым ребенком, задумавшим по-настоящему грязное дельце. Он вышел на свежий воздух, на солнце…