Виктор Пожидаев - Чистые струи

— Я… назад поеду… — сказала она тихо, отворачиваясь к окну.

И эти ее слова испугали, огорошили Петю больше, чем ее взгляд, потому что в них была какая-то серьезная ненормальность потерявшего над собой контроль человека.

«Я не буду тосковать по тебе, правда?»

В эту минуту он понял ее больше и пронзительнее, чем за все прожитые вместе годы.

Опомнился он на перроне, но еще долго держал ее, странно невесомую, на не привыкших к этому руках и, не замечая изумленных взглядов прохожих, купал свои и без того влажные щеки в ее теплых слезах.

— Нн… Не плачь! — еле выдохнула она, высвобождаясь. И тут же припала к плечу, уже не в силах сдерживать рвущегося голоса.

Теперь прохожие прятали глаза. Уставший, как никогда не уставал за смену, Петя был благодарен им за эту чуткость.

— Ты хочешь есть? Ведь хочешь же?! — спрашивал он, не выпуская ни на секунду ее руки. Она только улыбалась измученной и виноватой улыбкой и отрицательно качала головой. — Ты устала, да? Пойдем посидим где-нибудь!..

Она так же улыбалась и так же качала головой.

И только потом-потом, в какой-то точке немыслимо большого дневного пространства он услышал:

— Петя!

Вздрогнул, потому что не мог ошибиться…

— Петя! — Надюха, его Надюха смотрела на него печальными и ласковыми глазами Лены. — Этого же не было, правда?..

Ему показалось, что она спрашивала именно о Лене, и его сковало чувство, близкое к ужасу. Какая-то секунда решала — предаст или нет он память о той, которая была…

— Я сто раз его прочитала…

Они сидели за светлым, гладким столиком летнего кафе и были похожи на потерявших в страшном лесу и совершенно случайно нашедших друг друга детей. И Петя, самым таинственным образом освободившийся от того, что появилось в его душе с письмом Надюхи, просто и складно рассказывал ей сейчас про счастливую встречу в поезде, про краевую библиотеку, профессора Одинцова и свою толстую тетрадь в коленкоровой обложке. На лице жены было написано все. И смущение, и раскаяние, и доверчивая нежность… То, что пережил он в эти дни, казалось уже далеким и неестественным.

— Помнишь, когда тебя убивали?.. — спросила она. посмотрев на него пристально.

Он понял, что это когда — там, на полянке. Но он никогда не думал, что там его убивали…

— Я об этом думала в поезде. Хорошо, что я тогда забыла про топор…

Это откровение разволновало его — и ужаснуло, и полоснуло по сердцу щемящей радостью.

— Мне ехать домой? — спросила она ближе к вечеру, когда они сидели на скамеечке у моря. На той самой скамеечке… Что-то самостоятельное, не зависящее от Пети, привело его сюда. Привело, но не смогло смутить, потому что он понимал: просто это продолжение вчерашнего.

— Мы вместе поедем!

— Но ведь…

— Вместе!

Она прижалась к нему, спрятав в плечо лицо.

— А хочешь — поедем на дачу?! Поедем, а?

Она согласилась, не спрашивая, что это за дача и какое Петя имеет к ней отношение. Петя едва-едва отметил это про себя и не удивился, понимая, что оба они имеют теперь право на безграничное доверие друг к другу.

Солнце уже садилось, когда они подошли к этому неказистому домику. На участке никого не было. Они в нерешительности остановились перед старенькой калиткой. Потом услышали голоса: Слава и Костя спорили.

— Можно к татарам? — открывая дверь, негромко, но весело спросил Петя.

Они смутились, от Пети это не ускользнуло, но только на секунду. В следующую секунду Костя уже сгребал со стола чертежи.

— Ну, ребята, это же несерьезно! — с огорчением произнес расставляющий стулья Слава. — Сколько же можно ждать…

Петя еще раз понял всю прелесть хорошего воспитания. И еще он понял, что Надюха произвела на друзей очень приятное впечатление.

Потом они смотрели, как Костя крадется вдоль грядки.

— Пиль! — закричал Слава.

Надюха долго и весело смеялась. Она пробовала вместе с ними кислое зеленое вино, но не могла удержаться, отставляла стакан и смеялась еще заразительней: видимо, прыжок Кости ее просто потряс.

— А мы сегодня ночуем на даче! — сообщил вдруг Слава.

— Здесь? — Надюха искала глазами то, на что можно было бы прилечь.

— Кочевники! Привычка… — словно оправдывался Костя. — Это уж вы, оседлые, томитесь в душной комнате!

Петя не знал, что делать с переполнявшей его благодарностью.

«Жить хорошо! Жить хорошо!»

Может быть, это те же самые стальные круглые колеса, что мчали Петю в дом отдыха и обещали ему не постигнутые еще им радости. А может, они уже тогда знали, что повезут его назад с Надюхой, что он будет лежать на верхней полке и смотреть, смотреть на счастливое лицо спокойно спящей жены?